Маканин Владимир - Буква 'а'
Владимир Маканин
Буква "А"
повесть
Какие слова начинаются на "а"? - спросил активист.
Одна счастливая девушка... ответила со всей быстротой и бодростью своего
разума:
- Авангард, актив, аллилуйщик, аванс, архилевый, антифашист!
"КОТЛОВАН".
1
В тот августовский день з/к Афонцев за обедом обнаружил в своей миске
кусок говядины. (Наткнувшись на него ложкой.) Кусок небольшой, плоский. Был
нарезан с явной экономией, и все же ложка Афонцева дрогнула, сама себе не
поверив. Ложка замерла. А кругом, тем слышнее, стоял звенящий шум. Лязг, какой
издают обычно полста алюминиевых ложек в полста алюминиевых мисках. Как не
полязгать! Мясо обнаружил каждый. За общим дощатым выскобленным столом. В
первых числах августа... В тот самый день, когда буква на скале стала
читаться.
В тот же вечер старый грязный зек Клюня вышел из барака. Вышел просто так.
Остановился. Однако дальше, чем сойти с крыльца, не разрешалось (без спросу у
постового солдата). Зек тупо и долго смотрел на алый закат. Можно сказать, он
смотрел на запад из самой глубинки. Смотрел из сибирской тайги в
географическую сторону уральского хребта, бесконечно далекого отсюда. Смотрел
и шевелил ноздрями. Внюхивался. Желтый лицом (и с оторванным левым ухом) Клюня
произнес тогда два слова, услышанные и постовым, и зеками:
- Это ОНА.
Клюня имел в виду волю. Ту самую, которой век не видать. Говорил про волю,
а смотрел на букву. Буква уже с перекладинкой, готовая. Лишь передняя нога не
вполне закончена. Буква "А" чуть хромала. А Клюня шевелил ноздрями и улыбался.
В отличие от Коняева, как сочли зеки, он был СПЯТИВШИЙ ТИХО.
Но только уткнулись по-настоящему в вонь одеял, как Конь заорал. Этот
тронутый не давал заснуть - снова и снова фамилии! Среди ночи!.. Ни одного
мертвяка не забыл. Уйгура вспомнил. Перекличка с того света, мать его!
Повторялось уже третью ночь. По нескольку раз...
- Аввакумов!.. Арье!.. Бугаев!..
Все повскакивали. Тяжелые, сонные, с выпученными глазами. С ухающим
сердцем. Ударившиеся башкой со сна и злые. Сейчас тебя прикончим! Втемную! Нам
света не надо!
- ...Заикин!.. Зубарев! - продолжал орать тот.
Охрана вошла в барак, грозно зыркая и матюкаясь. Коняев смолк... Охранник,
по прозвищу Штырь, поднял руку. Знакомый всем кулак:
- А ну на нары! Спать, падлы, щас собак впущу. Щас яйца пооткусят!
Зеки небыстро полезли на нары. Кто-то нервно и нарочито долго встряхивал
вонючим одеялом. Зек Филя во всеуслышанье грозил гвоздем. Ржавым большим
гвоздем. Потрясал. Мол, темная темной, а он теперь будет спать лежа на спине и
сам учинит Коню расправу - ему один хер, пахан или не пахан!..
Охрана ушла. Уснули. Зек Филя-Филимон тоже спал. Но не на спине, а
скрючившись, с зажатым в кулаке гвоздем, чтобы проснуться и с маху всадить в
глотку, как только среди ночи этот тронутый опять завопит: "Аввакумов!..
Арье!.. Бугаев!.. Буражников!" Плевать, вожак или не вожак. Список Филя ему
докричать не даст. На Р-рр-абиновиче он его прикончит! Век без воли!
С того же дня... Вырубленная на скале "А", она стала давить на старого
Коняева. Давила на его глаза. На мозги. На дряхлевшую душу. Коняев, вожак
барака-один, не мог ночью как следует уснуть. Не мог спать. Все время видел
эту громадную букву. Он вскрикивал. Ее раскоряченные огромные ноги.. . Ее
треугольная акулья голова.
Зеки окрысились, ему не веря. Считали, что ночной переклик мертвых нужен
сейчас Коняеву. Базар нужен ему самому - его сдохшему авторитету. Стоило
появиться букве (всего-то первой), во
