Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович - Отрезанный Ломоть
Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк
Отрезанный ломоть
Из далекого прошлого
Воспоминания
Содержание
Проводы
Дорога
Дедушка Семен Степаныч
Новичок
Казнь Фортунки
Конец первой трети
Болезнь
Примечания
ПРОВОДЫ
I
В жизни каждого человека бывают решающие моменты, те "дни посещения",
когда происходят многознаменующие душевные перевороты. Для меня именно
таким явился серенький августовский денек, когда я проснулся на чусовской
пристани Межевая Утка*.
______________
* Межевая Утка - река, приток р.Чусовой; свое название она получила
оттого, что когда-то служила межой между владениями Строгановых и
Демидовых. (Прим. Д.Н.Мамина-Сибиряка.)
В большой и светлой гостиной, выходившей окнами на Чусовую, на столе
уже кипел самовар, и около него собрались все действующие лица: мой отец,
мой старший брат Николай, его товарищ Николай Тимофеич и хозяин дома Федор
Петрович Мазурин. Тут же вертелись двое хозяйских детей, мальчик и девочка,
которые с детским любопытством следили за совершавшимся событием. Все
отъезжавшие были одеты по-дорожному и торопливо допивали чай. Федор
Петрович выходил несколько раз в переднюю и отдавал кому-то приказания. Это
был высокий, русоволосый господин с румяным лицом и с слегка вившимися
темно-русыми волосами.
- Чемоданы уложены? - слышалось из передней. - Хорошо... Не забудьте
черпаки для воды. Как шитик?*
______________
* Шитик - средней величины лодка, по образному народному выражению,
"сшитая" из досок. (Прим. Д.Н.Мамина-Сибиряка.)
У моего отца было тревожное выражение, и он все посматривал в окно.
- Как бы не зарядило ненастье... - повторял он несколько раз.
- Нет, погода разгуляется, - успокаивал Федор Петрович. - До
Кашкинского перебора не успеете доплыть, как солнышко выглянет. Я уж
знаю...
Мне очень нравился этот Федор Петрович, как замечательно простой и
добрый человек. Он так хорошо улыбался, когда говорил, и несколько раз
гладил по головке маленькую розовую девочку.
Чай был кончен. Главные действующие лица - брат и Николай Тимофеич,
пятнадцатилетние подростки, имели немного смущенный вид, как артисты,
которые за кулисами приготовляются к своему первому выходу на сцену. Брат
Николай был бледный и худенький темноволосый юноша, а Николай Тимофеич -
белокурый, широкий в кости крепыш с такими умными серыми глазами. Отец вез
их в Пермь для поступления в духовную семинарию, - они только что кончили
духовное училище в Екатеринбурге. Брат держался как-то равнодушно, а
Николай Тимофеич, видимо, стеснялся незнакомой обстановки.
- Все готово, - заявил Федор Петрович, выглядывая в окно.
- Ну, господа, пора... - торопил отец.
По русскому обычаю, когда оделись по-дорожному, все присели на
минутку, помолились и начали прощаться. Помню, как отец обнял меня
крепко-крепко, благословил и сказал:
- Кланяйся маме... Тебе на днях тоже нужно будет ехать. Будь умным...
Мы вышли на берег Чусовой, которая катилась красивой излучиной, -
справа ее подпирала река Утка, а впереди точно загораживала дорогу гора
Красный Камень. Противоположный берег сплошь был покрыт густым хвойным
лесом. Самая пристань очень красиво разметала свои бревенчатые избы по
угору. На стрелке, где Утка сливалась с Чусовой, стояла караванная контора
и был устроен громадный шлюз, за которым строились и оснащивались
барки-коломенки. Весной, во время сплава, эта пристань жила самой кипучей
жизнью, а потом точно засыпала на целый год. Меня удивляло больше всего то,
что дальше с этой пристани не было никакой колесно
