Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович - Подснежник
Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк
Подснежник
Очерк
I
- Васька, и нет у тебя стыда ни капли... Погляди-ка ты на себя-то, на
рожу-то на свою... Ох, погибель ты моя, Васька, не глядели бы на тебя мои
глазыньки!..
- Мамынька...
- Какая я тебе мамынька?.. Другим матерям дети-то на радость, а мне
петля на шею. По станице идешь, так все пальцами тычут: вон Васькина мать
идет. Приятно это матери-то, когда проходу нет от твоих качеств?..
- Мамынька...
- И не смей ты этого самого слова выговаривать, а то прокляну... Лучше
уйди с глаз долой...
Страшный контраст представляли эти два споривших голоса, старая казачка
Ульяна так и дребезжала, точно треснувшее стекло, а грубый голос Васьки
гудел такой полной нотой, как гудит ворвавшийся в комнату шмель. Впрочем,
достаточно было взглянуть на действующих лиц, чтобы понять эту разницу:
высохшая, как щепка, Ульяна казалась девочкой рядом с своим сыном. Он сидел
на лавке в накинутом на плечи татарском азяме и в белой войлочной киргизской
шляпе на голове; красная кумачная рубаха врезалась воротом в красную могучую
шею, а из широких киргизских кожаных шаровар, расшитых когда-то шелком,
выставлялись голые ноги. Удивительный был человек этот Васька; он казался
каким-то выходцем среди остальной человеческой мелочи, точно сорвался с
какого-нибудь свитка увертливого московского подьячего, где означены были
такие приметы: "волосом рус, кудреват, борода тоже русая, окладом надвое,
над левой бровью к носу сечено на-полы да затерто зельем, глаза быстрые, из
себя кряжист" и т.д. Такие молодцы родились только в разинской Руси, и сама
Ульяна не могла дать толку, в кого мог Васька уродиться таким богатырем.
- Мамынька, а... дай двоегривенный...
Именно этого и ждала Ульяна и вся точно вскипела: этакий лоб пришел
обирать у матери последние деньги! Легкое место сказать: двоегривенный...
Ведь ей, старухе, и в неделю его не выработать на пряже или полотьем гряд, а
он все равно снесет его в кабак, двоегривенный-то. Взбешенная этой просьбой,
Ульяна кинулась к сыну с кулаками.
- Двоегривенный, а?.. - визжала она, наскакивая на своего богатыря. -
Ты думаешь, я на тебя и управы не найду... а?.. Сейчас побегу к атаману...
Будет мне терпеть от тебя!
Старуха бросилась к двери, но вернулась и опять кинулась на Ваську с
какой-то яростью, как раненый зверь.
- Да ты с кем разговариваешь-то, беспутная голова! - уже хрипела она и
ловким ударом по затылку сшибла белую шляпу с Васькиной головы. - Бога-то
хоть побойся... лезешь в шапке в избу, как орда какая...
Васька покорно нагнулся, чтобы поднять с полу шляпу, и свесившиеся
русые кудри закрывали его лицо до самых усов. Разогнувшись, он исподлобья
посмотрел на мать, движением головы откинул волосы назад и, улыбнувшись,
проговорил:
- А ты погляди, мамынька, вот на это...
Скинув с правого плеча азям, Васька открыл висевшую, как плеть, руку:
красная рубаха была разорвана, и на самом плече вздулся сине-багровый пузырь
с кулак величиной. Ульяна только жалобно ахнула и зашаталась на месте.
- Васенька, голубчик, кто это тебя изувечил? - закричала она, привычным
глазом осматривая кровоподтек. - Ах, разбойники!.. Ужо я тебе разотру в бане
да травки приложу. Кость-то хоть цела ли осталась, а мясо заживет... Ах,
разбойники, душегубцы проклятые!..
- У башкыр на байге* был... - бормотал Васька виновато. - Ну, так
оглоблей и зацепили... В голову, подлецы, метились, да только промахнулись.
______________
* Байга - скачки у башкир.
Я был единственным
