Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович - В Каменном Колодце
Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк
В каменном колодце
I
- Васька едет на дачу!.. - пронеслось по двору, где играли дети разных
возрастов. - Васька едет!..
Это кричал взъерошенный мальчик лет восьми, выскочивший на двор,
несмотря на холодный апрельский день, в одной рубахе, босиком и без шапки.
- А вот и врешь, Колька, - отозвалась девочка лет семи, тоже босиком, с
запачканным личиком. - Мамка сказывала, что тетка Матрена едет с господами в
деревню, а не на дачу.
- Это все одно, - сказал Колька.
- А вот и не все одно...
- Говорят: все одно.
- Н-ет...
Чтобы доказать упрямой девчонке, что дача и деревня одно и то же,
Колька подскочил к ней и довольно больно толкнул в спину, так что девочка
едва удержалась на ногах и заплакала.
- Анютка, а ты его сама ударь, - советовал кто-то из толпы, окружавшей
споривших.
Но Анютка не желала драться, а только терла глаза грязным кулачком. Для
городских детей, выросших на дворе и не бывавших дальше ближайшей мелочной
лавочки, дача и деревня представляли пустые слова, разница которых
заключалась только в звуках. Может быть, тетка Матрена, мать Васьки,
действительно соврала... Кухарки ездят с господами только на дачи. Горячий
спор этой дворовой детворы был прерван появлением самого героя, Васьки,
курносого, белокурого мальчика, всего меньше походившего на героя. Он был
одет, как и другие дети, то есть в одну грязную ситцевую рубашонку.
- Ну, Васька, говори всю правду, а то побьем, - предупредил кто-то на
всякий случай. - В деревню едешь или на дачу?
- В деревню... - довольно равнодушно ответил Васька, вытирая нос
рукавом своей рубашонки. - Мамка говорит...
Вся эта сцена происходила во дворе громадного пятиэтажного дома. Двор
походил на глубокий каменный колодец, и солнце заглядывало в него только
летом. Целый день на этом дворе толкалась детвора, ухитряясь из ничего
придумать себе игры и детские забавы. Детей набиралось человек двадцать. Все
это были обитатели подвалов и чердаков или дети господской прислуги.
Последних, впрочем, было очень немного, потому что господа не любили держать
прислуг с детьми. Сын кухарки, Васька, представлял в своем роде исключение.
Забияка Колька, первый драчун, был сын прачки; побитая им Анютка - дочь
сапожника, жившего в подвале. Тут же проводили свое время дети двух
швейцаров и шести подручных дворников.
Все пять этажей были заняты господскими квартирами. Из больших окон
этих квартир постоянно смотрели на двор бледные личики барских детей. Все
эти Зизи, Мими, Коко, Сержики и Жоржики с завистью наблюдали, как веселится
на дворе босоногая детвора. В самом деле, что могло быть лучше, как выбежать
босому, в одной рубашонке на двор и вмешаться в эту пеструю ребячью толпу...
- Что вы там сидите, как мухи? - вызывающе кричал им озорник Колька и
показывал язык. - Идите к нам... Вот как отлично вздуем!
Бледные личики конфузливо прятались, а Колька грозил им кулаком.
Если была хорошая погода, что в Петербурге случается не часто, то
послушных и прилежных детей из господских детей выводили на прогулку.
Озорник Колька пользовался этим случаем, чтобы устроить "неженкам"
какую-нибудь каверзу. Он поджидал их за воротами, а потом бежал навстречу и,
как будто нечаянно, толкал локтем или коленкой.
- Ах, извините, барчук, - оправдывался он. - Я сегодня на один бок
наелся и не могу ходить прямо...
Но за эти проделки Кольке иногда приходилось жестоко расплачиваться.
Седой швейцар Иван Митрич, всегда стоявший у главного подъезда, иногда ловил
К
