Марченко Татьяна - И Протянули Ему Камень
ТАТЬЯНА ТАЙГАНОВА (МАРЧЕНКО ТАТЬЯНА)
И ПРОТЯНУЛИ ЕМУ КАМЕНЬ
Аннотация:
Роман был написан в 1989 году. Позже несколько раз подвергался стилистической правке, незначительной и не изменившей содержание.Герой его – ребенок, рожденный в российской глуши и наполненный даром любви в миру, невостребованной и неразделенной.
Малыш – Мальчик – Подросток – Человек – это знаки, в которых имя собственное не имеет значения. Оно может оказаться любым.
Также, как и Город – любой крупный индустриальный российский город, порождающий бессмысленное железо.Роман был написан в Челябинске и про Челябинск. Вымысла в нем нет, и ландшафты именно таковы, какими и были в конце девяностых.Прошло почти пятнадцать лет, но до сих пор ·ПределЋ, несмотря на все несовершенства, остается самой дорогим для меня произведением.
Программным, я так думаю, - когда представляю себя на Суде, который потребует отчета за прожитую жизнь и использование творческих возможностей, то думаю, что ·ПределЋ оправдает мое пребывание на земле как художника.Несмотря на неопреодоленное одиночество своего Мальчика, я, его астральная мать, убеждена в его победе над обездушенным миром. И надеюсь, что этот образ в новом воплощении и в новом теле еще вернется в мое творчество.Роман нелегкий для чтения, написан речью, которая может быть воспринята как косноязычная.
Но таково было (и во многом остается и сейчас) время русской нищей и слепоглухонемой реальности. Писать иначе означало бы лгать. Не писать вовсе – разорвало бы душу.Это роман немого сострадания моей родине, ее трагическим рукотворным руинам и людям, все еще ей преданным.
Автор.
Часть I
ЛУНА КРИЧАЛА
1.
До рождения он находился в замкнутом пространстве матери и в полной от нее зависимости. Не имея чем выбирать, он составлял себя из всего, что попадало внутрь его темной колыбели.
Колыбель носила его по квадрату цеха под белым халатом, и сквозь прожженные в ткани дырки он ощущал плотный гул производства. Она подходила к участку своих обязанностей, задвигала живот под стол, в руках ее начинали беспорядочное шевеление провода, сплетаясь и спаиваясь особым образом так, чтобы потом продолжать жить отдельно, внутри загадочных аппаратов, где им предстояло сложно функционировать во имя упрощения жизни.
Легкими матери он впускал в себя вонь паяльников; склочный яд бабьих пересудов преждевременно затвердевал в его хрящах. Из проходной его выталкивали молчаливые плечи толпы, и мать с замкнутостью жертвы тащила его в плотно набитый трамвай.
Обожравшееся людьми чудовище вдавливало в рельсы визг возмущенных колес, и он, еще нерожденный, сквозь тесноту родственного тела ощущал тесноту других едущих тел, доверчивые хрящи прогибались от грубости помещенного на его спину "дипломата", а в будущее лицо угрожала вскинутая в твердой судороге лапа замороженной курицы. Он стоял вместе с телом матери, когда ему хотелось удобства ногам своей колыбели, и прижимался к ее выносливым костям, стараясь уменьшиться до точки, чтобы сделаться необременительным и не потерять ее сознания.
Из клочков зависимой материнской плоти он строился по единой программе жизни. Он задыхался от ненасыщающего городского воздуха в те века, когда у него были жабры, а до того его податливую хорду зажимало между очередями. Жабры переродились в истощенные легкие, а хорда воплотилась в позвоночник, искривленный набок и недостаточно гибкий, чтобы лавировать между давками за дефицитом, и всю жизнь ему казалось, что плечи у него подняты выше ушей.
Пока вынашивающее тело выжимало из своих соков
