Марушкин Павел - Каюкер И Ухайдакер 2
ПАВЕЛ МАРУШКИН
МУЗЫКА ДЖУНГЛЕЙ
КАЮКЕР И УХАЙДАКЕР – 2
Аннотация
Хотите невероятно, бесстыдно, просто по-свински разбогатеть? Если да, отправляйтесь в непролазные джунгли — ведь где-то там спрятаны сокровища, награбленные пиратами-обезьянцами. А это — горы золота, драгоценностей и прочего имущества, отнятого у мирного населения.
Безбашенный каюкер Иннот и его друзья, охотники на монстров, двинулись в путь. Ценности найти, как ни странно, удалось. И шедевром отбитой у воздушных флибустьеров коллекции стал… дневник сексуальных похождений знаменитого пиратского капитана по кличке Ёкарный Глаз.
Издательства города Бэбилона наверняка устроят драку из-за этой сенсационной книги. Главное, добраться с ней до мегаполиса. Где, кажется, начинаются глобальные беспорядки…
ПРОЛОГ
Метёт, метёт метель по каменно-твёрдой земле, полирует застывшую грязь, искрится ярко в прыгающем неживом свете элементалей. Холод пробирает до костей; мёртвая равнина пьёт жалкие остатки сил и тепла, сосёт, словно гигантская пиявка, кровь из-под драных бушлатов.
Небо чёрное; ни звезды. Над Территорией всегда так: днём — низкие-низкие, кажется, рукой дотянешься, серые облака; ночью — беззвёздный мрак. На западе иногда бывает видно далекие огни, и небо в той стороне по ночам мерцает зеленовато-бездонно, будто кошачий глаз. Там город.
Не знаю, как он называется; да и не всё ли равно? Согласно идеологии того странного, смешного и наивного места, где я жил когда-то (а жил ли?), этот город тоже Вавилон, «ибо каждый из городов — Вавилон». Не знаю, может быть, это действительно так.
Я бы предпочел остаться в своём Вавилоне и никогда ничего не знать про этот. Впрочем, он столь же недостижим для меня сейчас. Я отворачиваюсь от бледного зарева и смотрю на восток. Там — абсолютный мрак; лишь тёмные кровавые огни светятся у далёкого горизонта.
Эти недобрые звёзды горят над курганами древних Магов. Оттуда, где я стою, видны только две из них. Для тех, кто отправляется в курганы, назад уже нет возврата.
Я ссутуливаюсь и пританцовываю на месте — пальцы ног не чувствуются, и это плохо. Колонна обречённых застыла у ворот Территории, терзаемая ледяным ветром и снежной крупой. Старожилы говорят, что нынешняя зима ещё мягкая. Не знаю, не знаю…
Мысли текут вяло, по накатанной колее, да и мыслями это назвать трудно — так, простейшие рефлексы. Согреться, поесть, лечь. Три кита, на которых держится здешний мир. Всё — других удовольствий в жизни не предвидится. Да и сил больше ни на что не хватит.
Некоторым не хватает даже на то, чтобы поесть, они валятся на жёсткие нары и замирают. Это плохо. Тот, кто не взял свою пайку сам, ничего не получит — благородство здесь не в обычае.
Потом они уходят — туда, в древние курганы. Это последнее место, куда можно попасть. Последнее не в смысле самое худшее, а в смысле действительно — последнее.
Чего бояться мёртвым?
Жмуры не торопятся. Они никогда не торопятся, что им стужа и ветер? Вон, стоят как столбы, только тени мечутся по земле.
— Мафси Солавэ!
— Я!
— Рыма Зуний!
— Я!
— Цуйка Осияч!
— Я!
Перекличка. Пока не пересчитают всех, на Территорию отряд не попадёт. На Территорию… Однажды кто-то сказал «домой».
В шутку сказал. Били его долго. Сначала саданули сапогом под коленки, свалили на снег — и стали пинать. Он так и не проронил ни звука — только закрывался руками, и воздух выходил из легких с уханьем, когда чей-нибудь сапог попадал под рёбра.
Я думал, он прямо оттуда отправится в курганы. Но он выжил — и даже вышел на работу на следующий день. О
