Масодов Илья - Гниды
Илья Масодов
Гниды
Папа так ударил ногой в дверь, что одна из створок вырвалась из петли,
на ней раскололось стекло, упало на паркет и хрустнуло смертельными
трещинами. Аня затряслась в шкафу. Она крепко вцепилась себе руками в
плечи, чтобы не трястись, но не могла, тело всё равно дрожало, мелко-мелко
билось в стенку шкафа, Аня уже вся взмокла, каким-то противным, липким
потом. После удара в дверь несколько секунд было совсем тихо, потом
грохнула об пол ваза, она шмякнулась с сухим треском и разлетелась на
куски. Аню чуть не вырвало. В туалете за стеной завыла мать, тоскливо, как
отравленная собака, которую привязали к дереву где-нибудь в лесу, а сами
ушли, чтобы не видеть, как она будет дохнуть, ползать по земле и дохнуть.
Сегодня мама выла как-то особенно жутко.
- Анька? - хрипло спросил папа.
Через замочную скважину дверки шкафа Аня видела, что папа не зажёг в
комнате свет.
- Анька, ты где?
Аня уткнулась лицом в колени и затряслась пуще прежнего. Мать выла за
стенами, лишь изредка прерываясь, чтобы набрать воздух. Он её уже надрал,
поняла Аня. Он её надрал, но ему этого мало.
- Анька, - обиженно прохрипел папа. - Не прячься.
Казалось, его удивляло, что она прячется. А ведь она всегда пряталась,
когда он начинал драть маму. Но теперь он её найдёт. Недаром он разбил
дверь. Он знает, что она тут.
- Анька! - трубно взревел папа. - Иди ко мне, падло!
Аня заползла поглубже в заросли одежды. Она услышала, что отец включил
телевизор, как всегда, погромче, и пошёл к шкафу. Мама за стеной вдруг
перестала выть. Аня вся сжалась и слушала тяжёлые, неспешные шаги отца,
который приближался, неотвратимо, как катящийся с горы камень. По
телевизору передавали какой-то фильм, папа всегда включал погромче
телевизор, потому что Аня могла очень слышно кричать. Тело отца с силой
навалилось на закрытый шкаф, так, что захрустели переборки.
- Ворообушеек! - гадко прогудел он, сложив губы трубкой и подражая
воздуху, гуляющему в вентиляционных дырах. - Ворообушеек!
Он тихонько постучал по дверце шкафа. Аня сидела не дыша.
- Где наш маленький воробушек? - сам себя спросил папа, ёрзая по
поверхности шкафа. - Где же наш воробушек? Тут, - он опять застучал в
дверцу. - Тут наш воробушек. Лучше будет, если ты ответишь папе. Где наш
воробушек?
- Тут, - еле слышно отозвалась Аня.
- Ага. Тут, в коробочке. Неужели тут? Что-то не слышно.
- Чирик, - тихонько выдавила из себя Аня.
- А, теперь слышу, - сыто прохрипел папа.
Дверца шкафа заскрипела, отворяясь. Аня прижала пятки к попе и закрыла
руками лицо. Над её головой зашуршала одежда.
- Ишь, куда забралась, - хрипло шепнул отец. - Знаешь, что будет
больно. Папа надерёт.
- Не надо, - слабо попросила Аня. Она, впрочем, знала, что просить
бесполезно.
- Разве воробушки разговаривают? - вдруг зло гаркнул отец. - Я
спрашиваю! - заорал он из платяной чащи.
- Чирик! - пискнула Аня, еле сдерживая слёзы. Она знала, что плакать
нельзя, это хуже всего. - Чирик, чирик.
Откуда-то сверху влезла сильная рука отца и нащупала Анину голову.
- Ага. Вот мы где.
Ладонь отца провела по рукам, которыми Аня закрывала себе лицо, по
сведённым плечам девочки, залезла на спину, разворачивая волосы, потом
вернулась и согнутым пальцем скользнула по Аниной шее, вверх, повторяя
линию до уха. Внезапно, ухватив Аню за щиколотку, рука потащила её вверх.
- Ай, папочка, не надо! Не надо, не надо, папочка, миленький! -
заголосила Аня, упираясь изо всех сил и пытаясь вырваться, но отец держал
мёртвой
