Мелихов Александр - Любовь К Отеческим Гробам
Александр Мелихов
Любовь к отеческим гробам
роман
Когда-то жара была счастьем. Не наслаждением, а именно счастьем. Теперь же
какой-то воображаемый контекст давно погас, и жара сделалась просто докукой.
Притом опасной - мама... Что за ночь нас ожидает? Мысленно я был уже у
стариков и домой направлялся только ополоснуться да переодеться.
С тех пор как в моем доме поселились чужие люди - мои безвременно
одряхлевшие дети, - у меня больше нет дома. Родная дочь, благодарение небесам,
только делает нам визиты - зато богоданная всегда востренько наблюдает за
нами. Поэтому у гробового входа в родное пепелище я постарался принять
выражение непроницаемой корректности.
Квартиру в самом центре центра я получил в качестве выдающегося деятеля
науки и техники - в своем воззвании к властям Угаров не скупился на эпитеты.
Но в пыльной духовке двора только что лопухи не растут, и все невозвратней
растворяется в ржавчине "Запорожец" с проломленной крышей - жертва весенней
чистки в верхах (такая же глыбища льда взорвалась у моего заднего каблука,
когда я - была не была! - проскакивал ледосброс с Двенадцати коллегий, -
обдало ледяными брызгами и восторгом). В подъезде теплая прель, разогретый
аммиак, фурункулезные стены... Но ущербные ступеньки довольно чистые: новая
дворничиха - из бывших. Из образованных. "Юля", - откликается во мне, однако я
все равно раскланивался бы с этой увядшей девочкой в бантиках с особенной
предупредительностью. На промежуточной площадке бурый наплыв успевшего
подернуться корочкой дерьма и одноразовый шприц с нитями крови (разорванная
упаковка валяется здесь же). Высшие ценности современной мастурбационной
культуры - М-культуры, желающей обслуживать только себя: постижение мира она
заменила самовыражением, а деяние - переживанием, которое теперь исхитрились
сосать прямо из шприца. Юля, должно быть, тоже прибирает подобные прелести.
Дверной ключ опять отозвался болью: "куч" - выговаривал маленький Митька,
и никак не рассечь проклятую связь между умненьким прелестным барсучком и
кривляющимся неопрятным боровом. Дверь закрыта на два оборота - значит,
запирала Катька. Ее детская старательность обдает подобравшуюся душу
расслабляющей нежностью. Я уже много лет пытаюсь помогать Катьке в уборке
квартиры (богоданная дочь на это время невозмутимо исчезает), но она неизменно
отказывается: "Ты же плохо сделаешь". - "Зато не ты". - "Я так не могу". Она
не умеет халтурить, ибо отвечает за все. "Ты достукаешься - вот не буду
завтракать!" - этой угрозой я могу добиться от нее чего угодно. Более слабое
средство: "Вот наемся перед обедом бутербродов". Но она и здесь сдается с
безнадежным укором: "Мерзкий тип!.." - "То-то же. Смотри у меня".
Теперь я часто любуюсь собаками: они напоминают мне Катьку своим
чистосердечием и добросовестностью. В соседнем Михайловском саду я иногда
встречаю туристически экипированную маленькую женщину, повелевающую двумя
развевающимися колли - молодой и немолодой. Маленькая повелительница сколь
есть силенок запускает от лопаток обломок ветки, и собаки летят наперегонки.
Если первой успевает старшая, с веткой в зубах она семенит с торжествующей
улыбкой к хозяйке. Зато младшая, ухватив добычу, начинает носиться радостными
кругами, и старшая мчится рядом с беспомощным лаем. А потом бросается к
госпоже и жалобным воем умоляет прекратить наконец это безобразие.
А у меня долго не затихает в груди довольно болезненный спазм нежности:
Катька... Она с незапамятных пор любит целоват
