Можаев Борис - Домой На Побывку
Борис Можаев
ДОМОЙ НА ПОБЫВКУ
Мы приехали в Тиханово на велосипедах, как туристы - в синих рейтузах
да в майках, на спинах рюкзаки, лица потные, пыльные.
- А ну, прочь с дороги! - встретил нас окриком милицейский лейтенант.
Он сидел на скамейке возле милиции у самого въезда в Тиханово. Перед
ним разливалась лужа во всю обочину, а за лужей, да еще за канавой лежала
свежая чистая мостовая, покрытая асфальтом. Поперек мостовой на треногах
висела доска с корявой надписью: "Проезд запрещен". Буквы черные в
потеках, писаны не то мазутом, не то отработанным машинным маслом. Я
притормозил велосипед, а мой сынишка Андрей свернул на обочину, с ходу
врезался в лужу и, наткнувшись на какой-то невидимый предмет, полетел в
воду.
Милиционер засмеялся:
- Вот дурень! Летит в болото сломя голову. Там камни!
Андрей встал мокрый и грязный с головы до пят, пошарил руками в воде,
нащупал велосипед, вытянул.
Милиционер отечески журил его:
- Дурачок, тут с весны никто не ездит. Колесники глубокие, по шейку
тебе будет. Скажи спасибо, что не утоп.
Андрей обиженно сопел и вытирал своего "Орленка".
- Почему мостовая перекрыта? - спросил я.
Лейтенант был в годах и разговорчив:
- А ты что, маленький? Не видишь - асфальт свежий?!
- Он уже захряс. На нем колесные следы...
- Мало ли что...
- Когда его уложили?
- На той неделе.
- Так чего же ждут?
- Как чего? Вот проложат до моста, до конца то есть, тогда и откроют.
- Где же в село въезжают? Со стороны Бочагов подъехали - там овраг.
- Ну, правильно. От Бочагов проезду нет, - согласился с удовольствием
лейтенант. - Там у нас плотина была, через овраг. По ней и ездили. Но ее
прорвало в позапрошлом году... От Выселок тоже не проедешь. Там ЛМС стоит,
мелиораторы.
- Так что ж они, оглоблей перекрыли дорогу-то?
- У них трактора, милок, да еще колесные. Они из этой дороги сделали
две траншеи полного профиля. Хоть становись в колесники и веди пулеметный
огонь в обе стороны.
- А от Сергачева можно въехать в село? - спросил я, уже охваченный
любопытством.
- От Сергачева чернозем. Его так размесили, что коровам по брюхо.
Веришь или нет, стадо гонят - ягнят на себе переносят?!
- Ну да... А У раза верхом на козе переезжала, - ввернул я старую
тихановскую присказку.
Милиционер поглядел на меня с удивлением; лицо у него белесое,
обгоревшее, но гладкое, без морщин, какого-то японского складу: веки
припухлые, губы толстые, чуть навыворот, нос пуговкой, с открытыми
ноздрями.
- Ты здешний, что ли? - спросил он.
Я назвался.
- Фу-ты, мать твоя тетенька! А я тебе про дорогу смолу разливаю. Из
газеты, значит! А я Ежиков Яков. Знал гордеевского милиционера Ежикова?
Так вот я сын его. Теперь участковым состою в райцентре. Дежурю по
отделению.
Он кивнул на раскрытые окна двухэтажного дома, где помещалась милиция.
Время было вечернее, тихое - во всем здании ни души. В палисаднике стоял
мотоцикл с коляской, видать, дежурного. А сам дежурный с удовольствием
теперь разглядывал меня.
- В газете, значит. Слыхал, слыхал... Ну, здорово! - он протянул мне
руку.
Мы поздоровались.
- Что ж ты сразу не сказал - кто такой? И ехал бы себе по мостовой.
Свой человек, какой может быть разговор, - он вдруг рассмеялся. - Ты
знаешь, сколько висит эта вывеска. Боле двух недель. Кому надо - тот
ездит. На побывку или по служебным делам?
- В гости к Семену Семеновичу Бородину.
- Ну да, к брату! - И вдруг обрадованно: - А Пашка Жернаков тоже тебе
братом доводится!
- Двоюродным, - поправил я.
- Аха!.. Т
