Можаев Борис - По Дороге В Мещеру
Борис Можаев
По дороге в Мещеру
Она проходила мимо нашего села и называлась столбовой дорогой,
большаком, Касимовским трактом, Крымкой, Владимиркой, Муромской дорогой.
По ней возили пшеницу и рожь с юга на Меленки, Муром, Павлове; по ее
широкому, обвалованному от полей прогону гнали скот из Тамбова на
Егорьевск, на Москву. Шли по ней странники, нищие, богомолки. По ней
уезжали на заработки, в одну сторону - до Москвы, до Питера, в другую - на
Оку, на Волгу, на Каспий.
На Муромской дорожке стояли три сосны,
Со мной прощался милый до будущей весны...
По ней гуляли отчаянные головы с топором за поясом да с кистенем в
кармане, поджидали в темном месте богатых гостей.
Едут с товарами в путь из Касимова
Муромским лесом купцы...
Это все про нее поется. Грабили да убивали в распадках да в оврагах,
возле узких мостков - особенность повадок русских разбойников, подмеченная
еще Тургеневым. Я и сам давным-давно, подростком, проходил частенько мимо
таких мосточков в чистом поле, - тут вот ветеринар был застрелен, а там
барин убит молотком по голове. И передавалось это из уст в уста так живо и
подробно, будто бы случилось все только вчера. "Запутались кони в
веревках. Почуяли неладное, забились, заржали. И он, барин-то, видать,
почуял конец решающий, застонал, заухал, как леший. Коней они выпростали,
не тронули. А барина молотком по голове. Заодно и кучера прикончили.
Плакал кучер-то, на коленях елозил, умолял. Что я вам, говорит, сделал? За
что вы душу губите? Они ему - чудак человек, душу мы твою не тронем. Она в
рай пойдет, потому как сам ты невиновен, а пропадешь за компанию". Многое
что делалось на Руси за компанию да на артели.
От Касимова дорога разветвлялась: налево шла на Туму и на Владимир,
направо же - в Муром, Павлово, Нижний, Саратов, Самару. На широкие
волжские плесы, в бескрайние степи, на вольную волюшку. По ней
возвращались по осени бурлаки, в сапогах да в пушистых малахаях шли
удоволенные, хмельные. "А мы, ребятишки, гурьбой за ними, ловим за
разноцветные шарфы, по домам зазываем: дяденька, остановитесь у нас!
Горница просторная, лежанка возле грубки, брага есть", - рассказывала
тетка моя, теперь уж покойная. Ах, дорога, дорога! Сколько по тебе прошло
и проехало люду всякого роду-племени в ту страну, откуда уж никто никогда
не возвращался?
Шли по ней обритые арестанты в тюремных армяках, гремя кандалами, шли
этапом от ночлега до ночлега, то есть от тюрьмы до тюрьмы - Шацк, Сасово,
Нестерове, Касимов... Эти тюрьмы еще стоят вдоль дороги - громоздкие
побеленные каменные кубы с квадратными черными прорубями окон.
Нестеровскую тюрьму после упразднения этапа еще в прошлом веке купил
помещик Воейков и перестроил в спиртзавод. С той поры эта бывшая тюрьма и
площадь вокруг нее стали бойким местом, соблазном для окрестных мужиков:
возили сюда картошку и свеклу, рожь и даже просо, увозили потихоньку от
баб, продавали по дешевке и тут же пропивали выручку. А лет через
тридцать, через сорок сюда же шоферы-леваки привозили колхозную картошку и
тоже пропивали. Помню, как в шестьдесят первом году в Юрьеве на заседании
правления колхоза отчитывали одного орла; он стоял у дверного косяка,
свесив голову, держал в руках шапку, пощипывал мерлушку и скатывал
шарики...
- Ты с какой целью отвез колхозную картошку на спиртзавод? С целью
воровства?
- Нет... Отвез просто так, без цели.
По этой дороге привозили к нам на базар из глухой лесной стороны всякую
всячину: кадки и самопряхи, донца, воробы, ступ
