Набоков Владимир - Дракон
Владимир Набоков
Дракон
Он жил безвыходно во мгле глубокой пещеры, в самом сердце скалистой
горы, где вся его пища состояла из летучих мышей, крыс да плесени. Иногда,
правда, в пещеру заглядывали искатели сталактитов, пронырливые
путешественники, - и это было вкусно. Приятно также было вспомнить
разбойника, пытавшегося спастись там от правосудия, и двух собак, которых
однажды пустили туда, чтобы проверить, не сквозной ли это ход через всю
горную тропу. Природа кругом была дикая, на скалах там и сям лежал
ноздреватый снег, холодным грохотом гремели водопады. Вылупился он около
тысячи лет тому назад, - и, быть может, потому, что это случилось несколько
внезапно, - огромное яйцо расколол в бурную ночь удар молнии, - дракон
вышел трусливый и глуповатый. Кроме того, сильно на него повлияла смерть
матери... Она давно наводила ужас на соседние селения, харкала пламенем,
король сердился, у логовища ее постоянно рыскали рыцари, которых она
разгрызала, как орехи. Но однажды, когда, проглотив жирного королевского
повара, она уснула на согретой солнцем скале, к ней подскакал сам великий
Ганон в железных латах, на вороном коне под серебряной сеткой. Бедняжка
спросонья взвилась на дыбы, вспыхнув кострами зеленых и красных горбов; - и
рыцарь, налетев, вдвинул стремительное копье в ее гладкую, белую грудь,-
она рухнула, и тотчас же из розовой раны вылез боком толстый повар с ее
огромным, дымящимся сердцем под мышкой.
Молодой дракон все это видел, спрятавшись за скалу, и с тех пор не мог
без содроганья думать о рыцарях. Он удалился в глубину пещеры, никуда
оттуда не выглядывал. Так прошло десять веков - двадцать драконьих лет.
И вдруг он стал тосковать нестерпимо... Дело в том, что несвежая
пещерная пища вызывала жесточайшие желудочные тревоги, противное урчанье и
боль. Девять лет он решался и на десятый год решился. Медленно и осторожно,
вбирая и расправляя кольца хвоста, он вылез из своей пещеры.
И сразу почувствовал: весна. Черные скалы, омытые недавним ливнем,
блистали, в разливе горного потока кипело солнце, в воздухе пахло дичью. И
дракон, широко раздувая горящие ноздри, стал спускаться в долину. При этом
его атласистый, белый, как водяная лилия, живот почти касался земли, на
раздутых зеленых боках выступали багровые подтеки, и крепкая чешуя
переходила на спине в острый пожар - в хребет двойных рдяных горбов,
уменьшавшихся к хвосту, который мощно и гибко шевелился. Голова была
гладкая, зеленоватая, пузыри огненной слизи свисали с нижней губы, мягкой и
бородавчатой, - и исполинские чешуйчатые лапы оставляли глубокие следы,
звездообразные ямы. Спустившись в долину, первое, что увидел он, был поезд,
бегущий вдоль скалистых скатов.
Дракон сперва обрадовался, приняв поезд за родственника, с которым
можно поиграть; к тому же он подумал, что под блестящей, твердой на вид
роговиной кроется нежное мясо. Поэтому он пустился вдогонку, гулко и сыро
шлепая ступнями, но только хотел хапнуть последний вагон, как поезд влетел
в туннель. Дракон остановился, сунул голову в черную нору, куда ушла
добыча; пролезть было невозможно. Он раза два жарко чихнул в глубину,
вобрал голову и, сев на задние лапы, принялся ждать - авось опять выбежит.
Прождав некоторое время, он мотнул головой и отправился дальше. В это
мгновенье из черной норы выскочил поезд, хитро блеснул стеклами и скрылся
за поворот. Дракон обиженно посмотрел через плечо и, подняв хвост трубой,
продолжал свой путь.
Вечерело. Над полями плыл туман. Исполинско
