Набоков Владимир - Памяти Ю И Айхенвальда
Владимир Набоков
Памяти Ю. И. Айхенвальда
Узнавать человека значит создавать человека: накапливаются в нашей
душе его черты и приметы, растет, развивается, окрашивается его образ,
каждая новая встреча с ним обогащает нам душу, и чем больше стройности и
правды в этом творчестве, тем больше мы любим человека. И когда - все так
же незаметно - мы с ним сближаемся, когда привыкаем к нему - то уже образ
его столь жив в нас, столь трепетен и ярок, что кажется, будто труд
окончен, человек нами создан, и годы идут, и человек этот уже часть нашей
души. И бывает так, что этот человек, сам человек, образ которого
кропотливо усвоила наша душа, внезапно умирает, и тогда... что же тогда?
Недоумение, нелепость, чувство какого-то потрясающего внутреннего
несовпадения, - ибо образ человека, которого мы любили, созданный упорным,
счастливым трудом, продолжает, конечно, жить, его имя, как и вчера, полно
жизни, губы произносят его, как живое, - и в заголовке некролога,
уничтожающем все человеческое, житейское, привычно-звуковое, мерещится
ложь.
Умер Юлий Исаевич Айхенвальд. Разбег его существования резко был
пресечен, но в нас его отображенная жизнь продолжает стремиться, и ее
замедление, ее застывание будет очень постепенно. Для меня, для многих,
близко знавших его, он сегодня так же жив, как и в ту субботу, за полчаса
до несчастия, когда, запирая парадную дверь, я видел сквозь стекло его
удалявшуюся сутуловатую спину. В ушах звучит его голос, осторожная
убедительность его интонаций, особое ударение на частице "не", когда,
назвав одно прекрасным, он называл другое не прекрасным. Я вижу его, как он
скромно и близоруко пробирается через многолюдную комнату, слегка вобрав
голову в плечи, прижав локти к бокам, и, подойдя к человеку, которого
искал, вдруг вытягивает узкую руку и трогает его за рукав мгновенным,
легчайшим прикосновением.
О да, есть земная возможность бессмертия. Умерший продолжает подробно
и разнообразно жить в душах всех людей, знавших его; одни его знали близко,
другие должны удовольствоваться внешним впечатлением, добычей двух-трех
встреч, - есть и те, которые видели его только раз. И каждый по-своему
воспринял человека, так что покойный остался на земле во многих образах,
иногда гармонически дополняющих друг друга. Но лично знавшие его умрут; вот
первая стадия этой продленной жизни окончена, вот люди уже знают о нем
только понаслышке, по записям, его образ длится, но он скуп и холоден. И
нам больно предчувствовать тот будущий холод, - когда только имя будет еще
жить. Да и то сказать... Как ни философствуй, как ни утешай себя
восприимчивостью пяти своих чувств, - все равно, все равно подлинного
человека, того единственного образца, уже сейчас нет. Он ушел к себе домой
поздно ночью, шел занятый своими мыслями, течение и суть которых никто,
никто не может узнать. И с площадки трамвая только вагоновожатый да
случайный немецкий студент одни видели, как сутулый человек доверчиво
шагнул на рельсы. И так его жалко становится, так жалко этого нежного
человека, что вдруг строка, которую пишешь, как бы уходит в туман.
Впервые: "Руль" (Берлин), 23 декабря 1928 г.
