Никитин Юрий - История Руси 3
ЮРИЙ НИКИТИН
КНЯЗЬ ВЛАДИМИР
Книга первая
Пролог
В крохотную каморку челядной шагнул высокий молодой воин. Лицо его было смуглое, хищное, голова чисто выбрита, лишь с макушки свисал длинный клок пышных темно-русых волос. В левом ухе блистала серьга с рубином, смуглое лицо было худым, настороженным, с выпирающими острыми скулами.
Даже здесь, в своем тереме, он двигался как волк в лесу: настороженно, бесшумно, готовый внезапно оскалить зубы. Пальцы его крупных мускулистых рук никогда не удалялись от короткого меча на бедре и кинжала на поясе.
Железный шлем держал на локте левой руки, рубашка из железных колец плотно обтягивала широкие плечи. Он был в облегающих ноги кожаных портках и высоких сапогах для верховой езды.
Вместе с ним в тесное помещение ворвались тревожащие запахи конского пота, степных трав, пожаров и крови. Женщина, что лежала скорчившись на широкой дубовой лавке, повернула к нему измученное худое лицо. С воином пришел запах гари, словно бы стены раздвинулись. И огромная враждебная
Степь ворвалась в тесную комнатку. И даже слышались крики заклятых врагов
— хазар, савинов...
— Уже? — спросил он требовательно.
— Сын,— ответила она едва слышно.
Ее губы были бледными, она пыталась облизнуть их, язык царапался о сухое небо. У правого бока лежал завернутый в лохмотья ребенок с красным сморщенным личиком.
Воин поморщился:
— Чего такой красный? Урод какой-то.
Она прошептала слабо:
— Он будет красивым... все дети являются на свет такими... Дай ему имя, княжич.
Воин, которого она назвала княжичем, поморщился, оглянулся. Словно спрашивая самого себя, почему он стоит здесь в темном чулане, где нельзя дышать от запахов грязного белья и вони от близкого свинарника. Из-за его плеча выглянули и торопливо исчезли, как испуганные мыши, стряпухи.
Молодой княжич грозен, свиреп, часто неистов. Под его горячую руку попасть
— можно потерять и голову.
— Имя?.. Гм... Он был зачат в степи. Так пусть же будет Степаном!
Женщина вскрикнула, протянула к нему дрожащие руки:
— Нет... Степь — это кровь, набеги, пожары, полон... А у него должно быть имя... самое лучшее на свете...
— Тогда Костей! Чтобы стал крепким, как кость. И пусть будет врагам нашим костью в горле.
Отец говорил, что Костяным звали его дальнего родственника Зигфрида.
— И это как-то грубо... Он же у меня первенький! Может быть, Назар?
Ведь он на заре родился...
— Не по-мужски. Лучше Сила, Силантий, Стоян...
— А Наум? Чтобы был самым умненьким?
Воин сказал с раздражением:
— Водан, Рюрик, Потык — вот имена для воина! А то еще Ульяном назови, чтобы пчел приманивал, или Филей-Филипом, чтобы мыши боялись!..
Ладно, не реви. Ишь, посматривает, волчонок... Он останется рыжим или потемнеет?..
Давай так и назовем: рыжий волк, а? Рудой волк! Рудольф?
— Волк — это страшно,— сказала она несмело и заплакала.
Воин нависал сверху, молодой, но уже огромный и хищный, в запавших глазах блистали искры. Лицо с резко очерченными чертами выражало сдержанное недовольство. Он уже жалел, что пришел в каморку для низшей челяди.
Мало ли, что когда-то во хмелю подгреб под себя эту девку, надо признаться, красивую, но когда вернулся из похода в Киев, было не до нее.
Он вообще женщин мало замечал: сильные мужчины раздвигают мечом пределы, пробивают новые торговые пути в дальние страны, накладывают дань на богатых соседей, бдят, защищают, добывают, а сладострастие — это утеха рабов. Другие радости им просто недоступны.
— Ладно,— сказал он, отступая к двери,— выбери сама любое имя.
— Бла
