Николаев Геннадий - Белый Камень Эрдени
Геннадий Николаев
Белый камень Эрдени
1. РАССКАЗЫВАЕТ ВИТАЛИЙ КРУГЛИКОВ, НАЧАЛЬНИК АКУСТИЧЕСКОЙ ЛАБОРАТОРИИ
Я никогда не вру - это один из моих главных принципов. Жить с
принципами, по-моему, куда легче. Чем больше принципов, тем лучше: один
принцип вытесняет другой, и в результате вы никогда не попадете в
безвыходное положение. У меня принципов много, жизнь постоянно обновляет и
совершенствует их. Изобретение принципов - мое хобби.
Я люблю свою работу, люблю ковыряться в звуковой аппаратуре, извлекать
из нее различные комбинации звуков. Люблю свою семью: жену Ирину и сына
Александра. Люблю вкусно поесть, побольше и пожирнее - этакие большие,
громоздкие блюда, вроде бифштекса с яйцом и жареным картофелем или мясное
филе под соусом с грибами, а на ужин - горку блинов с топленым маслом или
тарелочки три-четыре оладьев со сметаной и смородиновым вареньем. Люблю
почитать на сон грядущий какой-нибудь детективчик или просто полежать,
глядя в телевизор или размышляя о космосе. Мой вес при росте сто пятьдесят
восемь сантиметров сто двадцать пять килограммов, - представляете, какой
я? В поперечнике я почти такой же, как и в высоту, и это, по мнению жены,
самый главный мой недостаток. От себя добавлю: и единственный, потому что
других просто-напросто нет.
Итак, начну с начала. Мы встречали Новый год. Собрались у нас, в нашей
просторной квартире. Пришло человек десять: мои товарищи по работе,
звуковики, и подруги Ирины, врачихи со своими мужьями. Все было, как
всегда, хорошо: сытно и вкусно, э-э, то есть весело и интересно. Я почти
не пил (принцип: береги нейроны!), нажимал в основном на холодец, индейку,
пирог с черемухой, блинчики с мясом (великое изобретение человечества!). А
в промежутках проигрывал гостям магнитофонные записи, их у меня великое
множество: от Лещенко и Шаляпина до поп-музыки и песен Высоцкого.
У каждого свой "пунктик", как говорит жена; у меня - принципы и
магнитофон, у жены - турпоходы. На этих двух основах возник наш
коллективный "пунктик" - записывать на пленку все, что происходит с нами в
походах: мое сопение и ворчание, ибо больше всего в жизни я не люблю
турпоходы, и блаженненький от счастья голос жены, ее бодряческие выкрики,
команды, ахи-охи, треск костра и пение птиц. И вот одна из этих пленок
подвернулась под руку. Я сразу понял, что это такое, и хотел снять, но
Ирина рысью кинулась к магнитофону и включила воспроизведение. "Вот, -
закричала она, - послушайте! Поет сама природа!" Конечно, ничего
особенного там не было: стук дятла, посвистывание птиц, разговоры с
бурятами, бурятские песни, похожие на раздумья вслух, ржание лошади. На
второй дорожке та же самая канитель: тягучие рассказы охотника, ночная
тишина и - в течение пятнадцати минут - странный мелодичный звук,
напоминавший гудение проводов, но более многозвучный и объемный. Попал он
к нам на пленку случайно - ночью, засыпая, мы забыли выключить магнитофон.
Еще там, в долине, за Икатским хребтом, где мы тогда стояли, эта запись
вызвала у меня жуткое ощущение: будто я сижу в клетке, а кто-то,
невидимый, дразнит меня, стараясь, чтобы я зарычал и заметался от ярости.
Еще тогда я хотел стереть ее ко всем чертям, но Ирина горячо
воспротивилась, сказав, что этот звук что-то пробуждает в ней - то ли
мысли, то ли чувства. Во мне же, кроме зубовной ломоты да этой странной
злости, он ничего не вызывал.
На гостей запись тоже произвела действие: они притихли, насупились,
перестали пить и есть и вскоре торопливо, один за др
