Нилин Павел - Ближайший Родственник
Павел Нилин
Ближайший родственник
У подъезда гудел автомобиль. Шофер, должно быть, нервничал. Волков
торопливо одевался. Он проспал сегодня. Открыв форточку, он сказал: "Я
сейчас, Иван Прокофьевич". И, выйдя в переднюю, стал надевать шляпу,
пальто, калоши.
Новые калоши надевались очень туго. Волков с трудом вбил ногу в первую
и услышал звонок.
У дверей стоял почтальон.
- Вам телеграмма.
Волков вскрыл ее, прочел и, так и не надев вторую калошу, вернулся в
кабинет.
Нинка думала, что папа не слышит автомобильных гудков, побежала ему
сказать и, ворвавшись в кабинет, увидела, что папа плачет.
Большой, широкоплечий папа сидел в пальто, в шляпе, в одной калоше и
плакал, не утирая слез. Это зрелище испугало Нинку. Она побежала к матери.
- Мама, мама...
Татьяна Федоровна, взволнованная, заспанная, шурша узбекским халатом,
вошла в кабинет, взяла из рук мужа телеграмму, прочла ее и тоже заплакала.
И, глядя на них, заплакала Нинка.
В телеграмме было сказано: "Мама умерла тчк приезжай скорее тчк папа".
Волков три раза перечел телеграмму. Он все еще думал, что произошла
какая-то ошибка, что почтальон, может быть, перепутал адрес. Он все еще не
хотел верить, что умерла именно его мать, эта маленькая, сухонькая
старушка с коричневым скорбным лицом, которую он видел в последний раз
несколько лет назад и с которой собирался увидеться в этом году летом. Да,
в этом году он собирался поехать к матери, привезти ее в Москву и
выполнить наконец все обещания, данные еще в детстве.
В детстве Волков часто жалел свою мать. Она стирала белье чужим людям,
ходила чужим людям мыть полы. Уходила из дому чуть свет и возвращалась
затемно. И ночью, дома, продолжала работать при свете керосиновой лампы,
стирать и шить, починять и гладить.
За всю жизнь свою, беспокойную и торопливую, она, как говорится, не
присела ни разу, не съела ни одного сладкого куска, приберегая их для
сына, Витеньки, или для мужа, Матвея Кузьмича.
Муж служил швейцаром в дворянском собрании. В свободное от службы время
он сапожничал на дому - принимал заказы на починку. А когда заказов не
было, ходил по дворам - чистил нужники, носил воду, колол дрова.
Заработанные деньги шли на сберегательную книжку.
Затаенная мечта о собственном домике с огородом и с садиком не давала
спать Матвею Кузьмичу. Он даже в снах своих, тревожных и торопливых, видел
собственный домик. И ради домика этого, существовавшего пока только во
сне, жена зимой и летом ходила в одних и тех же ботинках, в одном и том же
платье, и старалась есть не дома, а у хозяев, где стирала белье, мыла полы
и домовничала.
Виктор в детстве жалел свою мать и, глядя на руки ее, худенькие,
тоненькие, в синих жилах, говорил:
- Вот подожди, мама, я вырасту, ты посмотришь, как я буду тебя кормить.
Работать ты не будешь. Ты в театр все будешь ходить, конфеты есть.
Мать смеялась и, счастливая, плакала.
- Ты учись только, Витенька, - говорила она, просветленная, в слезах. -
А там увидим.
Виктор учился в гимназии. Отец хотел, чтобы сын его вырос таким же
господином, как те, которым отец подавал пальто. Скупой, прижимистый,
отказывающий себе во всем, он ничего не жалел для сына. Сын учился в
гимназии вместе с барскими детьми. Учился хорошо, прилежно. Он, наверное,
окончил бы ученье с золотой медалью, как пророчили ему, если б на
шестнадцатом году его не исключили из гимназии с волчьим билетом.
Исключили за какую-то, как говорил отец, "неподходящую" речь на сходке.
Мать заметно постарела после этого слу
