Новаш Наталия - Ночь Святого Христофора
Наталия Новаш
Ночь святого Христофора
Тропа вела вниз, к реке. Но прежде чем спуститься на берег, я осмотрел
холмы с раскинувшимся до горизонта осенним лесом.
Часть неба над пестрыми шапками самых далеких деревьев, где все эти дни
маячил передо мной гигантский силуэт йотунга, была непривычно пуста. Утро
выдалось пасмурное, но теплое и совсем тихое. А впрочем, дело уже шло к
полудню - ведь я проспал не меньше шести часов с тех пор, как забрезжил
рассвет. И теперь, убедившись, что достиг края леса и что преследователь
мой куда-то подевался, склонен был продолжать свой путь при свете дня.
Подо мною была обширная поляна с роскошным султаном побронзовевшего, но
еще не начавшего терять листву векового дуба, а чуть поодаль чернели
развалины какого-то жилища.
В прибрежных кустах по сухой порыжевшей осоке бродили куры; у самой
воды, позванивая колокольчиками, щипали зелень три белых козы. Речка
казалась быстрой и опасной для переправы.
В здешнем холмистом краю реки всегда полноводны и достаточно глубоки,
но ни одна из них не имеет такого широкого русла, как на равнине, которую
я, продвигаясь на юг, пересек за два предыдущих дня, а точней, за две
ночи. Спасаясь от преследований великана, я вынужден был путешествовать в
темноте. Обезумевший йотунг гнался за мной по пятам, то заходя спереди, то
почти настигая сзади, словно по неведомому приказу задался целью
настигнуть меня и, кровожадно усмехаясь, одним махом растоптать среди
чахлых зарослей сушняка - подобно тому, как мы, смертные, давим порой
пальцем зазевавшуюся блоху в редкой шерсти щенка... К счастью, меня то и
дело спасало какое-нибудь неожиданное укрытие - то случайная яма,
заваленная гниющим хворостом, то стог сена или пещера, вымытая дождем на
дне оврага...
В моем положении следовало избегать открытых пространств, однако теперь
я застыл посреди поляны, зачарованный ужасным зрелищем.
Огромное дупло в основании дуба, где свободно могли разместиться три
человека, зияло обугленной чернотой, точно было обожжено молнией изнутри.
Там валялся чей-то брошенный нехитрый скарб: полурасстегнутая сума, пара
кожаных башмаков и два толстых тома в обгоревших шагреневых переплетах.
На дубе, надломив толстый сук, висела отрубленная великанья голова в
воинском шлеме. Земля под деревом и чахлая вытоптанная трава хранили следы
бивака многочисленной армии - черные пятна кострищ обезображивали весь
берег, лишь у воды, в зарослях лозняка, сохранялась узкая полоска зелени.
Я приблизился к дубу и натянул капюшон. Закрывая лицо от смрада и
назойливых мух, я склонился над одной из книг, но тотчас же отшатнулся от
нее, ибо то была, без сомнения, книга бесовская, по черной магии - такие
инкунабулы мне доводилось видеть на процессах над приспешниками дьявола,
потом их жгли вместе с владельцами, а пепел зарывали в землю...
Надо думать, тот, кому принадлежали эти мерзкие тома, уже не
возвратится никогда. Как и не будет впредь преследовать меня проклятый
великан.
На пепелище, где еще вчера, наверное, был дом и где текла размеренная
жизнь, белели человеческие позвонки и раздробленные черепа, точно
разбросанные рыбьи скелеты, рядом с такими огромными трубчатыми костями,
что я сперва принял их за несгоревшие балки, какие выстругивают из целых
стволов корабельных сосен. Здесь нифлунги поджаривали великана... А голову
своего врага подвесили на дубе, и рой мух жужжал под железным забралом.
Потянуло запахом гари. С реки донесся протяжный воющий звук. На юге,
откуда текла река,
