Библиотека в кармане -русские авторы

         

Олди Генри Лайон - Бездна Голодных Глаз 08 (Ваш Выход)


ГЕНРИ ЛАЙОН ОЛДИ
ВАШ ВЫХОД
Анонс
Новая книга Г. Л. Олди — сборник повестей, разных по сюжету, манере
изложения, идеям и концепциям, но прошитых одной нитью, имя которой: «Ваш
выход!» Получает странный и страшный подарок Валерий Смоляков, окунаясь в
Бездну Голодных глаз; тонет в надвигающейся утопии Кирилл Сыч, которому
отказано в будущем раю; лютнист Петер Сьлядек раз за разом обречен внимать
случайным исповедям — пытаются переиграть судьбу разбойник, ученик мага и
наивная девица, кружатся в безумном хороводе монах и судья, джинн назначает
себя совестью ушлого купца, а сын учителя фехтования пытается убежать от самого
себя; впрочем, такое бегство если и удастся отчасти, то лишь скромному
доктору-психоаналитику, в часы досуга гримирующему манекенов.
— Ваш выход!
— Нам, кажется, по пути. Пойдем вместе?
Я — зритель.
Сплю в объятьях зала
И вижу сон,
Как жизнь убитому сказала:
«Прости за все.»
Ниру Бобовай
Бери мое добро, и горе-злосчастье в придачу...
С. Маршак
Ненавижу «частный сектор». Нашу местную «одноэтажную Америку». Нет,
воскресным днем, конечно, чудненько выбраться сюда с друзьями: шашлычок,
«Изабелла», «Бери шинель, пошли домой». Расслабленно привалиться к стволу
старой груши, ощущая спиной его тепло даже сквозь рубашку...
Слиться с природой, без лишней фамильярности с ее стороны.
Зато ночью или поздним вечером, как сейчас — благодарю покорно!
Особенно когда ты не груши под шашлык околачиваешь, а матерясь сквозь зубы и
спотыкаясь через два шага на третий, ковыляешь по здешним канавам. И добро бы
пьяный! — трезвый я сегодня. Сотка «Борисфена», распитого на скорую рюмку в
Доме Офицеров, не в счет. Во-первых, по стону, который здесь песней зовется,
только на танке бечевой ездить. Во-вторых, фонари отсутствуют, как классово
чуждый элемент, а исключения из правила разбиты шаловливыми аборигенами.
В-третьих же, поскольку я редкий гость на окраинах, есть немалый шанс плутать
по этой самой Гиевке, как Моисей по пустыне, сорок лет, пока выберусь к земле
обетованной. Решил, называется, «дорогу срезать», придурок...
Неподалеку, кажется, со стороны «Красного Октября», что-то бахает: раз,
другой. Шпана петардами балуется. Или самодельными взрывпакетами. Если в наш
просвещенно-рыночный век кому-то еще не лень набивать их смесью магниевых
опилок и перманганата калия, более известного в народе под названием
«марганцовки». Эх, помню, в золотые школьные годы... Ч-черт! Так и ноги
переломать недолго. А они, родимые, меня-волка кормят. Повернуть обратно?
Переживет Наташкина бабушка без моей двадцатки до воскресенья, ничего ей не
сделается! Она всех нас переживет, эта бабулька. Так, Мальбрук вернулся из
похода: кажется, к метро отсюда направо.
На повороте имелась счастливая достопримечательность: косой от гордости
фонарный столб, озаренный сплошь засиженной мухами лампой. Или кто там ее
засиживал, эту лампу. Вот прямо под столбом из кустов махровой сирени на меня и
выпал человек.
— П-по... моги! «Скорую»... раненый я...
Пальцы, покрытые ржавой коростой крови, клещами вцепляются в лацканы
куртки. Трещит ткань. Прямо перед глазами — блеск металла. Наручники! Небось,
уголовник, из-под конвоя сбежал... тюрьма же рядом, на Полтавском!..
— Напали, гады... деньги! деньги забрали!.. Менты... или бандюги в
форме... м-ментовской...
Левое ухо у него надорвано, торчит хрящом. Глаза, мутные, лицо, как и
руки, вдрызг испачкано кровью. В мертвенном свете фонаря оно кажется неживым,
будто в меня вцепился покой





Содержание раздела