Олди Генри Лайон - Я Возьму Сам
Генри Лайон ОЛДИ
Путь Меча #3
Я ВОЗЬМУ САМ
До каких я великих высот возношусь
И кого из владык я теперь устрашусь,
Если все на земле, если все
в небесах -
Все, что создал Аллах
и не создал Аллах,
Для моих устремлений - ничтожней,
бедней,
Чем любой волосок на макушке моей!
Абу-т-Тайиб аль-Мутанабби
Есть такие призраки, что приходят между явью и сном.
"Ну что это за свинство?! - хрипло бормочешь ты, натягивая одеяло на
голову. - Просто безобразие! Эй вы там - я вас что, для этого выдумывал? Для
этого, да?! А ну живо, кыш отсюда!"
Шаги. Скрипят половицы, чужое дыхание перышком касается щеки, щекотно,
щекотно... у дальней стены тихо смеются. Хрустальные колокольцы откликаются
щемящим вздохам сквозняка; ты пинаешь ногой наугад, промахиваешься и
обнимаешь подушку истово, как обнимают желаннейшую из женщин.
На кухне звякает посуда.
Пахнет чаем: крутым, свежезаварепным... чаем пахнет.
- Призываю в свидетели чернила, - бормочешь ты, не ведая, что творишь,
- и перо, и написанное пером! Эй, свидетели: я сейчас встану, и никому мало
не покажется! Вы слышите... вы... слышите...
Есть такие места, куда попадаешь между сном и сном.
Песок струится меж пальцами, уходя в песок; желтые крошки бытия, и
белые крошки бытия, а еще, говорят, бывают черные, красные... Стойте! Куда
вы?! В горсти вода - те хрустальные колокольцы, что совсем недавно
заигрывали со сквозняками, обрываются крупными каплями, и остается лишь
вытереть мокрой ладонью лоб.
"Ну что это за свинство?! - Ты идешь по берегу реки, ругаясь в такт
шагам всеми бранными словами, которые успело выдумать человечество за века
существования; и еще добрым десятком слов, человечеству неизвестных. - Эй вы
там - дадите мне выспаться, в конце концов, или нет?! На кой я выдумывал эту
речку, и эту пустыню, и эти горы (что, уже горы?! м-мать!..)?! Для чьей
забавы: моей или вашей?! Вот сейчас проснусь - и всех к ногтю... всех... к
ногтю..."
Ветер смеется в лицо, мелкий щебень норовит забиться в башмаки, сосны
на взгорье текут смолистым ароматом, и вместо одеяла остается лишь натянуть
на голову серую пелену дождя.
Шаги.
За спиной.
Ты оборачиваешься: никого.
Одни шаги.
- Призываю в свидетели серые сумерки, и ночь, и все то, что она
оживляет, - бормочешь ты, лишь бы заглушить проклятые шаги, лишь бы не
слышать этого шарканья стертых подошв. - Призываю в свидетели месяц, когда
он нарождается, и зарю, когда она начинает алеть... призываю! Эй, свидетели:
имейте в виду, в следующий раз я напьюсь до того волшебного состояния, когда
сны шарахаются от перегара на сто поприщ! Имейте... в виду...
Есть такие слова, что начинают звучать между сном и явью.
Безумие воцаряется кругом: лепет младенца, крик страсти, вопль
влюбленного ишака, старческое бормотанье, гнусаво пришепетывает мелкий плут,
взахлеб плачет женщина, выталкивая из себя комки отчаянья. "Да чтоб вас
всех! - надрываешься ты, не слыша собственного голоса, ощущая лишь боль,
жгучую боль в горле. - Заткнитесь! Онемейте! Клянусь: всем языки вырву!..
всем... всем..."
Слова испуганно разбегаются, чтобы из углов тыкать в тебя пальцами.
- Призываю в свидетели день Страшного Суда и укоряющую себя душу. -
Остается лишь воздеть руки к потолку, прекрасно понимая всю бесполезность
жеста. - Призываю в свидетели время, начало и конец всего, ибо воистину...
- Ибо воистину человек всегда оказывается в убытке, - отвечают они,
уходя.
Призраки, места, слова...
- Постойте! - И они останавливаются на пороге.
Есть такая
