Пантелеев Алексей Иванович (Пантелеев Л) - Маринка
Леонид Пантелеев
МАРИНКА
С Маринкой мы познакомились незадолго до войны на пара-шой лестнице. Я
открывал французским ключом дверь, а она в это время, возвращаясь с
прогулки, проходила мимо вся раскрасневшаяся, утомленная и разгоряченная
игрой. Куклу свою она тащила за руку, -и кукла ее, безжизненно повиснув,
также выражала крайнюю степень усталости и утомления.
Я поклонился и сказал:
- Здравствуйте, красавица!
Девочка посмотрела на меня, ничего не ответила, засопета и стала
медленно и неуклюже пятиться по лестнице наверх, одной рукой придерживаясь
за перила, а другой волоча за собой несчастную куклу. На площадке она
сделала передышку, еще раз испуганно посмотрела на меня сверху вниз,
облегченно вздохнула, повернулась и, стуча каблучками, побежала наверх.
После этого я много раз видел ее из окна во дворе или на улице среди
других детей. То тут, то там мелькал ее красный сарафанчик и звенел
звонкий, иногда даже чеоесчур звонкий и капризный голосок.
Она была и в самом деле очень красива: черноволосая курчавая,
большеглазая, - еще немножко -и можно было бы сказать про нее: вылитая
кукла. По от полного сходстса с фарс} .ровой куклой ее спасали живые паза
и жчвой, неподдельгый, играющий на щеках румянец такой румянец не наведешь
никакой краской, про лица, подобные этому, обычно говорят: кровь с молоком.
Война помогла нам познакомиться ближе. Осенью, когда начались бомбежки,
в моей квартире открылось что-то вроде филиала бомбоубежища. В настоящем
убежище было недостаточно удобно и просторно, а я жил в первом этаже, и
хотя гарантировать своим гостям полную безопасность я, конечно, не мог,
площади у меня было достаточно, и вот по вечерам у меня стало собираться
обширное общество - главным образом, дети с мамами, бабушками и дедушками.
Тут мы и закрепили наше знакомство с Маринкой.
Я узнал, что ей шесть лет, что живет она с мамой и с бабушкой, что папа
ее на войне, что читать она не умеет, но зато знает наизусть много стихов,
что у нее шесть кукол и один мишка, что шоколад она предпочитает другим
лакомствам, а "булочки за сорок" (то есть сорокакопеечные венские булки) -
простой французской...
Правда, все это я узнал не сразу и не все о г самой Маринки, а больше
от ее бабушки, которая, как и все бабушки на свете, души не чаяла в
единственной внучке и делала все, чтобы избаловать ее и испортить. Однако
девочка была сделана из крепкого материала и порче не поддавалась, хотя в
характере ее уже сказывалось и то, что она "единственная", и то, что она
проводит очень много времени со взрослыми. Застенчивость и развязность,
ребенок и резонер сочетались в ней очень сложно, а иногда и комично. То
она молчит, дичится, жмется к бабушке, а то вдруг наберется храбрости и
затараторит так, что не остановишь. При этом даже в тех случаях, когда о"а
обращалась ко мне, она смотрела на бабушку, как бы ища у нее защиты,
помощи и одобрения.
От бабушки я узнал, что Маринка ко всему прочему еще и артистка - поет
и танцует.
Я попросил ее спеть. Она отвернулась и замотала головой.
- Ну, если не хочешь петь, может быть спляшешь?
Нет, и плясать не хочет.
- Ну пожалуйста, - сказал я. - Ну чего ты боишься?
- Я не боюсь, я стесняюсь, - сказала она, посмотрев на бабушку. И так
же, не глядя на меня, храбро добавила: - Я ничего не боюсь. Я только
немцев боюсь.
Я стал выяснять, с чего же это она вдруг боится немцев. Оказалось, что
о немцах она имеет очень смутное представление. Немцы для нее в то время
были еще чем-то вроде тру
