Пантелеев Алексей Иванович (Пантелеев Л) - На Ялике
Алексей Иванович Пантелеев
(Л.Пантелеев)
На ялике
Большая широкобокая лодка подходила к нашему берегу. Набитая до отказа,
сидела она очень низко в воде, шла медленно, одолевая течение, и было видно,
как туго и трудно погружаются в воду весла и с каким облегчением
выскальзывают они из нее, сверкая на солнце и рассыпая вокруг себя тысячи и
тысячи брызг.
Я сидел на большом теплом и шершавом камне у самой воды, и мне было так
хорошо, что не хотелось ни двигаться, ни оглядываться, и я даже рад был, что
лодка еще далеко и что, значит, можно еще несколько минут посидеть и
подумать... О чем? Да ни о чем особенном, а только о том, как хорошо сидеть,
какое милое небо над головой, как чудесно пахнет водой, ракушками, смоленым
деревом...
Я уже давно не был за городом, и все меня сейчас по-настоящему
радовало: и чахлый одуванчик, притаившийся под пыльным зонтиком лопуха, и
легкий, чуть слышный плеск невской волны, и белая бабочка, то и дело
мелькавшая то тут, то там в ясном и прозрачном воздухе. И разве можно было в
эту минуту поверить, что идет война, что фронт совсем рядом, что он тут вот,
за этими крышами и трубами, откуда изо дня в день летят в наш осажденный
город немецкие бомбардировщики и дальнобойные бризантные снаряды? Нет, я не
хотел думать об этом, да и не мог думать, так хорошо мне было в этот
солнечный июльский день.
* * *
А на маленькой пристаньке, куда должна была причалить лодка, уже
набился народ. Ялик подходил к берегу, и, чтобы не потерять очереди, я тоже
прошел на эти животрепещущие дощатые мостки и смешался с толпой ожидающих.
Это были всё женщины, всё больше пожилые работницы.
Некоторые из них уже перекликались и переговаривались с теми, кто сидел
в лодке. Там тоже были почти одни женщины, а из нашего брата только
несколько командиров, один военный моряк да сам перевозчик, человек в
неуклюжем брезентовом плаще с капюшоном. Я видел пока только его спину и
руки в широких рукавах, которые ловко, хотя и не без натуги, работали
веслами. Лодку относило течением, но все-таки с каждым взмахом весел она все
ближе и ближе подходила к берегу.
- Матвей Капитоныч, поторопись! - закричал кто-то из ожидающих.
Гребец ничего не ответил. Подводя лодку к мосткам, он чуть-чуть
повернул голову, и тут я увидел его лицо. Это был мальчик лет
одиннадцати-двенадцати, а может быть, и моложе. Лицо у него было худенькое,
серьезное, строгое, темное от загара, только бровки были смешные, детские,
совершенно выцветшие, белые, да из-под широкого козырька огромной боцманской
фуражки с якорем на околыше падали на запотевший лоб такие же белобрысые,
соломенные, давно не стриженные волосы.
По тому, как тепло и дружно приветствовали его у нас на пристани
женщины, было видно, что мальчик не случайно и не в первый раз сидит на
веслах.
- Капитану привет! - зашумели женщины.
- Мотенька, давай, давай сюда! Заждались мы тебя.
- Мотенька, поспеши, опаздываем!
- Матвей Капитоныч, здравствуй!
- Отойди, не мешай, бабы! - вместо ответа закричал он каким-то хриплым
простуженным баском, и в эту минуту лодка ударилась о стенку причала,
качнулась и заскрипела. Мальчик зацепил веслом за кромку мостков, кто-то из
военных спрыгнул на пристань и помог ему причалить лодку.
Началась выгрузка пассажиров и посадка новых.
Маленький перевозчик выглядел очень усталым, с лица его катил пот, но
он очень спокойно, без всякого раздражения, сурово и повелительно
распоряжался посадкой.
- Эй, тетка! - покрикивал он. - Вот ты, с противогазом
