Паустовский Константин - Кара-Бугаз
Константин Георгиевич Паустовский
(1892-1968).
КАРА-БУГАЗ
Повесть
ЗАБЛУЖДЕНИЕ ЛЕЙТЕНАНТА ЖЕРЕБЦОВА
На Каспийском море нет
прибрежий, столь решительно
и во всех отношениях негодных.
Путешественник Карелин
"Спешу уведомить вас, что просьбу вашу я уважил и везу вам из плавания
двух редкостных птиц, убитых мною в заливе Кара-Бугазском. Корабельный наш
провизионер решился оных птиц обделать в чучела, каковые и стоят теперь в
моей каюте. Птицы эти египетские, носят имя фламинго и покрыты розовым,
тончайшей красоты оперением. Пребывание их на восточных прибрежьях
Каспийского моря я почитаю загадочным, ибо до сего времени птицы эти
водились в одной Африке. Обстоятельства, связанные с охотой на сих птиц,
весьма замечательны и заслужи-вают пространного описания.
Как известно вам, весной нынешнего, 1847 года я получил приказ
произвести тщательнейшим образом описание и промер берегов Каспийского
моря, для чего в мое распоряжение был передан паровой корвет "Волга".
Мы вышли из Баку в Астрахань и проследовали до Гурьева, откуда начали
двигаться к югу вдоль берегов неведомых и угрюмых. Описание их я опускаю,
дабы не утруждать вас излишним чтением. Отмечу лишь удивительную картину
берегов у полуострова Мангышлака, где Азия подымается отвесным черным
порогом из-за уральских пустынь. Порог отходит от моря и ровной стеной
удаляется на восток, где из-за марева ничего не видно, кроме глины и
солнца. Порог неприступен, и, по рассказам кочевников, подняться на него
можно токмо в одном месте - по руслу высохшего потока. В море порог
опускается обрубистой стеной, имеющей местами черный, местами бурый цвет.
За многие годы скитаний не видел я берегов столь мрачных и как бы
угрожающих мореплавателям.
До бухты Киндерли мы плыли, преодолевая южный ветер - моряну,- несущий
из пустыни пыль и запах серы, ибо в пустыне, как говорят, лежат серные
горы. Ветер этот рождает стесненное дыхание и, надо полагать, вреден для
всего живого.
Я сам испытывал тошнотворную сладость во рту, а матросы до того
плевались, что боцманы пришли в подлинное отчаяние: вся палуба была
заплевана, и ее приходилось скатывать три раза в день. Поясню, что это
происходило в силу старых морских привычек, запрещающих плевать в море,
каковое может оскорбиться этим и задать кораблю жестокую трепку.
После захода в бухту Киндерли, где за два месяца плавания наши глаза
впервые увидели зеленую сочную траву, имевшую в этих засоленных землях вид
чуда, мы отплыли к заливу Кара-Бугазскому при сильном норде. Сей последний
ветер тоже имеет необыкновенные свойства. Он приносит холод, ясность и
некую пустоту всего тела, как бы опорожняя его от крови и костей. Легкость
эта ничуть не приятна, а, наоборот, весьма болезненна и приводит к звону в
ушах и головокружению.
В бухте Киндерли мы взяли в старинных колодцах относительно пресную
воду, но к ночи она превратилась в горько-соленую. Я долго думал над этим
явлением и произвел с помощником своим несколько проб. Было обнаружено, что
вода засоляется, будучи оставлена в сосуде, плохо прикрытом, а то и вовсе
неприкрытом. Отсюда я заключаю, что воздух в здешних местах наполнен
тончайшей соляной пылью, каковая и заселяет воду, попадая в небрежно
закрытые бочонки или в открытые ведра. Тем же явлением я толкую и
замечательный цвет неба, подернутого сединой. Мощные пласты атмосферы
наполнены солью, и солнце приобретает тусклый, несколько серебрящийся цвет,
хотя и палит нещадно.
В заливе Киндерли видели мы остатки укреплени
