Библиотека в кармане -русские авторы

         

Пепперштейн Павел - Яйцо


Павел Пепперштейн
ЯЙЦО
Павел Пепперштейн (Пивоваров) - писатель и художник-концептуалист,
автор многочисленных инсталляций, художественных и теоретических текстов,
основатель и участник группы Инспекия "Медгерменевтика" (вместе с С.
Ануфриевым и В. Федоровым) - самого интересного и продуктивного явления в
современном русском искусстве. Знакомство с работами "Медгерменевтики" было
поистине открытием для меня, меня поразила специфика их философии,
необыкновенный спектр информации, используемый для теоретической
деятельности. Казалось бы, нет той области культуры, к которой бы не
обращалось внимание медгерменевтов - от новейшей западной психологии и
постмодернистской теоретики до инфантильного мата московских детсадов и
мухоморных трипов сибирских шаманов, в одном тексте могут соседствовать
Деррида и Карлсон, Барт и Колобок, серьезный тон академической логики
перекликается с онейроидным галлюцинозом шизоидного мышления. Пепперштейн,
как указано выше, широко известен как создатель инсталляций, и это
отражается в его текстах, которые часто снабжены комментариями. Ровная
словесная, а ля Пруст, гладь текста прошита эзотерическим шифром, который
порою совсем незаметен, и поэтому становится непонятно, что хотел сказать
автор, что делали герои данного рассказа, зачем, почему... Но в текстах
Пепперштейна никогда ничего не происходит просто так, все имеет свой смысл,
так что хотите - просто читайте, а хотите - читайте, разгадывая их тайные
аллегории...
Али талии тонкой мелькнут в зеркалах отраженья,
"Алиталия" в воздух поднимет свои самолеты,
Над коврами земли, над лугами небес совершая круженье,
В темных заводях Леты свои оставляя заботы.
Капитан Двадцать Восемь вызывает по рации землю,
Но ему отвечают лишь музыкой и канонадой.
Капитан Тридцать Три произносит "Не внемлю. Не внемлю".
Он теперь много спит. И во сне он, наверное, видит парады.
Да, я тоже хочу на парад, на Девятое Мая,
Чтобы шли мы с тобою, как малые лети, за руки держась.
В темном небе салют. И над этим салютом взмывая,
Будем плыть мы с тобой, над землею и небом смеясь.
Ветераны нам будут махать золотыми флажками,
И на башнях кремлевских в тот день парашюты раскроют зонты,
Будут плыть самолеты, будут танки струиться под нами.
Ты со мной? Ты со мной. Вот рука и мосты.
Здравствуй, город Москва. Я люблю твоих девочек нервных,
Я люблю твои темные воды и великих вокзалов кошмар.
И тебя я люблю. Ты меня тоже любишь, наверное.
Обними же меня, ибо скоро я сделаюсь стар.
В синих тапках я буду сидеть на веселом диване -
Весь седой и улыбчивый, словно Будда, что съел пирожок.
И земля с небесами будут вместе смеяться над нами.
Потому что мы глупые дети. И в руках наших красный флажок.
В тот восторженный день, залитый победным солнечным звоном, святые
невидимые существа распахнули оконце, спрятанное в небесах, и какой-то
дополнительный воздух стал падать на Красивое Подмосковье огромными охапками,
хрустящими, свежими и холодными, как зимние пакеты со свежевыстиранным и
окрахмаленным бельем. Огромный город, скромный, величественный и страшный, как
худенький труп Суворова в бревенчатой горнице, лежал на своих вокзалах, где
губы ежесекундно сливались с губами, создавая прощальные поцелуи. Как некогда
колоссальный, толстый, раздувшийся и одноглазый труп Кутузова, висело
небо-победитель, сверкая своими Голенищами. Как собранный воедино труп
Нахимова шла мимо река. Как генерал Егоров стояли ликующие дома. Боже, сколько
было цветов! Как больно виз





Содержание раздела