Переверзев Леонид - Дюк Эллингтон - Hot & Sweet
Леонид Переверзев
Дюк Эллингтон: Hot & Sweet
(надежда на разрешение оппозиций)
Вербальная импровизация Леонида Перверзева на эллингтоновские темы в Союзе
Российских Литераторов, конец апреля 1999 г.
Дорогие друзья,
приглашенный на ваше заседание, я не готовил заранее никакого специального
доклада. В лучшем случае собирался кратко напомнить присутствующим здесь
членам Союза российских литераторов о том, что величайший музыкант джаза,
чье имя и память мы в эти дни чествуем, был также и замечательным, хотя и
крайне недооцененным мастером пера, причем в сразу в нескольких жанрах.
Но сейчас мое намерение переменилось, и мне надо объяснить причину.
Прослушав за минувшие две недели выступления коллег - участников двух
конференций, устроенных в Москве и Санкт-Петербурге по случаю столетия со
дня рождения Дюка Эллингтона, а зодно написав и (частично) произнеся два
моих собственных о нем доклада, я с немалой радостью обнаружил: оказывается,
и в Эллингтоне и вообще в джазе я разбирался куда хуже, чем сам об этом
прежде думал. Почему с радостью?
Ну, во-первых потому, что открыл в Дюке для себя дополнительные источники
эстетического, как принято говорить, познания и наслаждения. Во-вторых,
приятно все-таки убедиться, что процесс обызвествления мозговых извилин,
миэлинизации нейронов, де-сенсибилизации синапсов и прочего иссушающего и
черствящего душу, еще не полностью завершен и даже, быть может, оставляет и
на отпущенное мне будущее какую-то тень надежды. То есть до сих пор (до двух
этих конференций и до написания и прочтения своих докладов), я слышал музыку
Эллингтона и понимал его творчество с очень большими упущениями, с зияющими
пробелами, не улавливая и не воспринимая многого из того, что теперь
предстает передо мною гораздо ярче и полнее, а то и буквально впервые. И вот
после недавно прошедших эллингтоновских событий я, как мне кажется, стал
заметно больше слышать в его произведениях и лучше понимать его персональное
величие, как джазового гения. А заодно и безмерное значение того, что он дал
не только джазу, но и мировой музыке и вообще культуре в целом. Заслуга,
конечно, принадлежит целиком Эллингтону, побуждающему возвращаться к тому,
что им было создано, и что, конечно, в очень большой степени останется
навсегда живой музыкой.
Так случилось для меня и сегодня благодаря вступительному слову Алексея
Николаевича Баташева. Он говорил о разоблачении и преодолении с помощью
музыки Эллингтона той идеологизированной и политизированной концепции джаза,
которая была изобретена американскими коммунистами двадцатых годов со
ссылкой на Ленина, а потом подхвачена и много десятилетий вбиваема нам в
голову официальной советской критикой и публицистикой.
Джаз - действительно очень сложный, многокомпонентный и, конечно же,
внутренне противоречивый музыкальный и социо-культурный феномен -
интересовал их тогда исключительно в целях партийной пропаганды. Согласно
ленинскому учению о "двух культурах", они абсолютно произвольно расчленили
его на "пролетарский" hot и "буржуазный" sweet, объявив их непримиримыми
противниками и классовыми врагами.
То, как Алексей Николаевич в наши дни по-новому высветил эту дилемму и
начал ее художественно-практически решать путем соответствующей организации
концертно-просветительного репертуара, дает неожиданно богатую пищу уму.
Лично меня оно заставило вот прямо здесь и сейчас задуматься еще об одной
грани моих отношений с Эллингтоном, или, правильнее сказать, о еще одном
напра
