Петрушевская Людмила - Дом Девушек
ЛЮДМИЛА СТЕФАНОВНА ПЕТРУШЕВСКАЯ
Дом девушек
Мне позвонили, и женский голос сказал: - Извините за беспокойство, но тут
после мамы, - она помолчала, - после мамы остались рукописи. Я думала, может,
вы прочтете. Она была поэт. Конечно, я понимаю, вы заняты. Много работы?
Понимаю. Ну тогда извините.
Через две недели пришла в конверте рукопись, пыльная папка со множеством
исписанных листов, школьных тетрадей, даже бланков телеграмм. Подзаголовок
"Записки на краю стола". Ни обратного адреса, ни фамилии.
ВРЕМЯ ночь
Он не ведает, что в гостях нельзя жадно кидаться к подзеркальнику и цапать
все, вазочки, статуэтки, флакончики и особенно коробочки с бижутерией. Нельзя
за столом просить дать еще. Он, придя в чужой дом, шарит всюду, дитя голода,
находит где-то на полу заехавший под кровать автомобильчик и считает, что это
его находка, счастлив, прижимает к груди, сияет и сообщает хозяйке, что вот он
что себе нашел, а где - заехал под кровать! А моя приятельница Маша, это ее
внук закатил под кровать ее же подарок, американскую машинку, и забыл, она,
Маша, по тревоге выкатывается из кухни, у ее внука Дениски и моего Тимочки
дикий конфликт. Хорошая послевоенная квартира, мы пришли подзанять до пенсии,
они все уже выплывали из кухни с маслеными ртами, облизываясь, и Маше пришлось
вернуться ради нас на ту же кухню и раздумывать, что без ущерба нам дать.
Значит так, Денис вырывает автомобильчик, но этот вцепился пальчиками в
несчастную игрушку, а у Дениса этих автомобилей просто выставка, вереницы, ему
девять лет, здоровая каланча. Я отрываю Тиму от Дениса с его машинкой, Тимочка
озлоблен, но ведь нас сюда больше не пустят, Маша и так размышляла, увидев
меня в дверной глазок! В результате веду его в ванную умываться ослабевшего от
слез, истерика в чужом доме! Нас не любят поэтому, из-за Тимочки. Я-то веду
себя как английская королева, ото всего отказываюсь, от чего ото всего: чай с
сухариками и с сахаром! Я пью их чай только со своим принесенным хлебом,
отщипываю из пакета невольно, ибо муки голода за чужим столом невыносимы, Тима
же налег на сухарики и спрашивает, а можно с маслицем (на столе забыта
масленка). "А тебе?" - спрашивает Маша, но мне важно накормить Тимофея: нет,
спасибо, помажь потолще Тимочке, хочешь, Тима, еще? Ловлю косые взгляды
Дениски, стоящего в дверях, не говоря уже об ушедшем на лестницу курить зяте
Владимире и его жене Оксане, которая приходит тут же на кухню, прекрасно зная
мою боль, и прямо при Тиме говорит (а сама прекрасно выглядит), говорит:
- А что, тетя Аня (это я), ходит к вам Алена? Тимоч-ка, твоя мама тебя
навещает?
- Что ты, Дунечка (это у нее детское прозвище), Дуня-ша, разве я тебе не
говорила. Алена болеет, у нее постоянно грудница.
- Грудница??? - (И чуть было не типа того, что от кого ж это у нее
грудница, от чьего такого молока?)
И я быстро, прихватив несколько еще сухарей, хорошие сливочные сухари,
веду вон из кухни Тиму смотреть телевизор в большую комнату, идем-идем, скоро
"Спокойной ночи", хотя по меньшей мере осталось полчаса до этого.
Но она идет за нами и говорит, что можно заявить на работу Алены, что мать
бросила ребенка на произвол судьбы. Это я, что ли, произвол судьбы? Интересно.
- На какую работу, что ты, Оксаночка, она же сидит с грудным ребенком!
Наконец-то она спрашивает, это, что ли, от того, о котором Алена когда-то
ей рассказывала по телефону, что не знала, что так бывает и что так не бывает,
и она плачет, проснется и плачет от счастья? От того?
