Библиотека в кармане -русские авторы

         

Пикуль Валентин - Каторга


КАТОРГА
Валентин ПИКУЛЬ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
НЕГАТИВЫ
Издалека вели сюда -
Кого приказ,
Кого заслуга,
Кого мечта,
Кого беда...
Ал. Твардовский
ПРОЛОГ ПЕРВОЙ ЧАСТИ
ЗАОЧНО ПРИГОВОРЕН К СМЕРТИ
Я свободен, и в этом - мое великое счастье... Никто не принуждает автора выбирать себе героя - хорошего или плохого. Автор вправе сам сложить его, как мозаику, из красочных частиц добра и зла.

На этот раз меня увлекает даже не герой, а то страшное переходное время, в котором он устраивал свое бытие, наполненное страданиями и радостями, внезапной любовью и звериной ненавистью.
Наверное, герой понадобился мне именно таким, каким однажды явился предо мною, и мне часто делалось жутко, когда он хищно вглядывался в меня через решетки тюрем своими желтыми глазами, то пугая меня, то очаровывая...
Порою мне хотелось спросить его:
- Кто ты? Откуда пришел? И куда уводишь меня?
Но сначала нам придется побывать в Лодзи.
Это был "привислянский Манчестер", столица ткацкого дела, ниток, текстиля и тесемок, где в удушливой паутине фабричной пряжи люди часто болели и очень рано умирали. Недаром в пивницах Лодзи любили поминать мертвых:
Эх, пойду я к дедам в гости,
Жбанчик водки на погосте
Выпью, где лежат их кости,
И - поплачу там...
Лодзь входила в XX век как самый богатый и самый грязный город Российской империи: фабрики отравляли людей дымом и копотью, они изгадили воду в реках и окрестных озерах. Трудовой люд копошился в окраинных трущобах, где не было даже зачатков канализации, перед будками уборных выстраивались по вечерам дрожащие от холода очереди.

Зато в этом городе сказочно богатели текстильные короли, а на Петроковской до утра шумели кафе-шантаны с доступными женщинами, полураздетые красотки брали по сотне рублей только за интимную беседу с клиентом. Здесь же, на Петроковской, в царстве золота и пороков, неслыханных прибылей и расточительства, высились монолитные форты банков, в которых размещали свои фонды капиталисты Варшавы, Берлина и Петербурга...
Стачки лодзинских ткачей уже вошли в историю революционной борьбы - как самые кровавые, полиция Царства Польского жестоко усмиряла бастующих. В подполье работала "Польская социалистическая партия" (ППС), к центру которой примыкал тогда и Юзеф Пилсудский, будущий диктатор Польши, который силился разорвать революционные связи русских и поляков. На самой грани нашего столетия в ППС появилось левацкое крыло "молодых", заявивших о себе отважными "боевками", где все решала пальба из браунингов, дерзкие экспроприации (сейчас таких людей называли бы "экстремистами").
Был холодный ветреный день, домовые водостоки низвергали на панели буруны дождевой воды. В цукерне пани Владковской почти на весь день задержался молодой человек.

Под вечер он щедро расплатился с лакеем и, еще раз глянув в окно, в котором виднелась громадина Коммерческого банка, вышел на Петроковскую - под шумный ливень. Раскрыв над собою зонтик, он проследовал в соседнюю цирюльню пана Цезаря Гавенчика, где был телефон.
Приглушенным голосом им было сказано:
- Инженер? Это я, Злубый... где Вацек?
- Ушел, - донеслось в ответ. - Я тут с Глогером.
- Так передай им, что я с утра не вылезал из цукерни. Но, кроме городового у входа, не заметил даже наружных филеров. А что ждет нас в банке - никто не знает.
- Хорошо, - отозвался Инженер. - Я надеюсь, все будет в порядке, а Вацека я успокою. Итак, до завтра.
Покинув цирюльню, Злубый исчез во мраке кривых переулков, изображая крепко подгулявшего конторщика:
Ты лейся, песня удалая.
Лети, круч





Содержание раздела