Писарев Дмитрий Иванович - Женские Типы В Романах И Повестях Писемского, Тургенева И Гончарова
Дмитрий Иванович Писарев
Женские типы в романах и повестях Писемского, Тургенева и Гончарова
I
Сколько лет уже живут люди на свете, сколько времени толкуют они о том,
как бы устроить свою жизнь поизящнее и поудобнее, а до сих пор самые простые
и положительно необходимые отношения не установились как следует. До сих пор
мужчина и женщина мешают друг другу жить, до сих пор они взаимно, самыми
разнообразными и утонченными средствами, отравляют друг другу жизнь.
Разойтись они не могут, сойтись как следует не умеют и, инстинктивно
стараясь сблизиться, запутываются в такие сложные, мучительные,
неестественные отношения, о которых свежий человек с здоровым мозгом не
может себе составить даже приблизительно-верного понятия. Мужчина гнетет
женщину и клевещет на нее. Взгляните на восточные гаремы, вспомните о тех
законах, но которым вдова должна была сжигаться на костре покойного мужа,
вспомните те странные статьи первобытного уголовного кодекса, в силу которых
нарушительница супружеской верности подвергалась смертной казни или по
меньшей мере жестокому и унизительному телесному наказанию, - вспомните все
это, и вы увидите ясно, что на стороне мужчины всегда находились сила,
власть и неоцененное право мучить по своему благоусмотрению подчиненную,
безответную и, сравнительно с ним, слабую спутницу. Загляните потом в
литературу всех народов, начиная с древнейших времен, пересчитайте, если у
нас на то хватит сил и сведений, все ядовитые или просто грязные обвинения,
направленные против женщины вообще, и вы увидите так же ясно, что мужчина,
постоянно развращавший женщину гнетом своего крепкого кулака, в то же время
постоянно обвинял ее в умственной неразвитости, в отсутствии тех или других
высоких добродетелей, в наклонности к тем или другим преступным слабостям.
Обвинения эти делались, конечно, чисто с точки зрения самого обвинителя,
который в своем собственном деле являлся обыкновенно истцом, судьею,
присяжным и палачом. Если, например, молодому образованному греку времен
Перикла было скучно сидеть с своею женою, которая не знала ничего, кроме
своих рабынь и шерстяной пряжи, то он громко обвинял ее в тупоумии и уходил
с веселыми приятелями к модной гетере, где, конечно, находил полное
сочувствие своему семейному горю, а вслед за сочувствием отыскивал и
утешение. Жена, существо молодое, свежее, способное развиваться и
наслаждаться, оставалась одна, не смея даже роптать, с тихим, затаенным
вздохом принималась опять за пряжу, робко поджидала возвращения
господина-супруга, стыдливо принимала его полупьяные ласки и, не получая
ниоткуда притока свежего воздуха, постоянно тупела и с каждым днем сильнее и
сильнее надоедала своему мужу. Возьмем другой пример.
Если богатый мусульманин, владетель великолепного гарема, не имел
возможности любить с одинаковою силою всех своих жен и любовниц и если одна
из оставленных одалиск искала себе утешения в какой-нибудь посторонней
привязанности, если она успевала склонить стражу и украдкой ввести в гарем
своего возлюбленного, - хозяин и властелин считал себя смертельно
оскорбленным и самым жестоким образом вымещал свою обиду на своей
возмутившейся собственности. Эта собственность зашивалась в мешок и
отправлялась на дно ближайшей реки или немилосердно уродовалась палками,
плетьми, розгами и другими исправительными орудиями, принадлежащими к той же
категории.
Но все это, скажет читатель, примеры, взятые из отдаленного прошлого
или из другой, уродливо сложившейся цивилизац
