Писемский Алексей - Люди Сороковых Годов
Алексей Феофилактович Писемский
Люди сороковых годов
Роман в пяти частях
{1} - Так обозначены ссылки на примечания соответствующей страницы.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
I
ПОКРОВИТЕЛЬНИЦА
В начале 1830-х годов, в июле месяце, на балконе господского дома в
усадьбе в Воздвиженском сидело несколько лиц. Вся картина, которая рождается
при этом в воображении автора, носит на себе чисто уж исторический характер:
от деревянного, во вкусе итальянских вилл, дома остались теперь одни только
развалины; вместо сада, в котором некогда были и подстриженные деревья, и
гладко убитые дорожки, вам представляются группы бестолково растущих
деревьев; в левой стороне сада, самой поэтической, где прежде устроен был
"Парнас", в последнее время один аферист построил винный завод; но и аферист
уж этот лопнул, и завод его стоял без окон и без дверей - словом, все, что
было делом рук человеческих, в настоящее время или полуразрушилось, или
совершенно было уничтожено, и один только созданный богом вид на подгородное
озеро, на самый городок, на идущие по другую сторону озера луга, - на
которых, говорят, охотился Шемяка, - оставался по-прежнему прелестен.
Наши северные мужики конечно уж принадлежат к существам самым
равнодушным к красотам природы; но и те, проезжая мимо Воздвиженского, ахали
иногда, явно показывая тем, что они тут видят то, чего в других местах не
видывали!
Мысли и чувствования, которые высказывало сидевшее на балконе общество,
тоже были совершенно несовременного свойства. Сама хозяйка, женщина уже лет
за пятьдесят, вдова александровского генерал-адъютанта, Александра
Григорьевна Абреева, - совершенная блондинка, с лицом холодным и
малоподвижным, - по тогдашней моде в буклях, в щеголеватом
капоте-распашонке, в вышитой юбке, сидела и вязала бисерный шнурок. По
нравственным своим свойствам дама эта была то, что у нас называют чехвалка.
Будучи от природы весьма обыкновенных умственных и всяких других душевных
качеств, она всю жизнь свою стремилась раскрашивать себя и представлять, что
она была женщина и умная, и добрая, и с твердым характером; для этой цели
она всегда говорила только о серьезных предметах, выражалась плавно и
красноречиво, довольно искусно вставляя в свою речь витиеватые фразы и
возвышенные мысли, которые ей удавалось прочесть или подслушать; не жалея ни
денег, ни своего самолюбия, она входила в знакомство и переписку с разными
умными людьми и, наконец, самым публичным образом творила добрые дела. Все
эти старания ее, нельзя сказать, чтобы не венчались почти полным успехом: по
крайней мере, большая часть ее знакомых считали ее безусловно женщиной
умной; другие именовали ее женщиною долга и святых обязанностей; только один
петербургский доктор, тоже друг ее, назвал ее лимфой.
У Александры Григорьевны был всего один сын, Сережа, мальчик лет
четырнадцати, паж{4}. В отношении его она старалась представиться в одно и
то же время матерью строгою и страстною. В самом же деле он был только
игрушкой ее самолюбия. Она воображала его будущим генерал-адъютантом, потом
каким-нибудь господарем молдаванским; а там, пожалуй, и королем греческим:
воображение ее в этом случае ни перед чем не останавливалось! В вечер,
взятый мною для описания, Сережа был у матери в Воздвиженском, на вакации, и
сидел невдалеке от нее, закинув голову на задок стула. Он был красив собой,
и шитый золотом пажеский мундирчик очень к нему шел. Многие, вероятно,
замечали, что богатые дворянские мальчики и богатые купеческие мальчики
как-то сх
