Писемский Алексей - Старческий Грех
Алексей Феофилактович Писемский
Старческий грех
Совершенно романическое приключение
{1} - Так обозначены ссылки на примечания соответствующей страницы.
I
Если вам когда-нибудь случалось взбираться по крутой и постоянно чем-то
воняющей лестнице здания присутственных мест в городе П-е и там, на самом
верху, повернув направо, проникать сквозь неуклюжую и с вечно надломленным
замком дверь в целое отделение низеньких и сильно грязноватых комнат,
помещавших в себе местный Приказ общественного призрения, то вам, конечно,
бросался в глаза сидевший у окна, перед дубовой конторкой, чиновник, лет уже
далеко за сорок, с крупными чертами лица, с всклокоченными волосами и
бакенбардами, широкоплечий, с жилистыми руками и с более еще неуклюжими
ногами. Это был бухгалтер Приказа Иосаф Иосафыч Ферапонтов. На нем, как и на
прочей канцелярии, был такой же истасканный вицмундир, такие же уродливые, с
сильно выдавшимся большим пальцем, сапоги, такие же засаленные брюки, с
следами чернил и табаку на коленях, и только в довольно мрачном выражении
лица его как-то не было видно того желчного раздражения от беспрестанно
волнующейся мелкой мысли, которое, надобно сказать, было присуще почти всей
остальной приказной братии. Видимо, что бухгалтер думал и размышлял о более
возвышенных и благородных предметах, чем его подчиненные. Несмотря на это,
кажется бы, преимущество с его стороны, он собственно за свою наружность и
был не совсем любим начальством. Все новые губернаторы, вступая в должность
и посещая в первый раз Приказ, получали об нем самое невыгодное мнение,
может быть, потому, что в то время, как все прочие чиновника встречали их с
подобострастно-веселым видом, один только Иосаф стоял у своей конторки, как
медведь, на которого шли с рогатиной.
- У вас бухгалтер, должно быть, скотина, - замечал обыкновенно
губернатор члену Приказа.
- Для службы-то, ваше превосходительство, очень уж полезен, - отвечал
тот на это тоном глубокого сожаления, - у нас тоже дело денежное: вот,
бывало, и предместник вашего превосходительства, как за каменной стеной, за
ним спокойно почивать изволили.
- Гм!.. - произносил глубокомысленно губернатор, и только этим
бухгалтер спасался на своем месте. Каждый день, с восьми часов утра до двух
часов пополудни, Ферапонтов сидел за своей конторкой, то просматривая с
большим вниманием лежавшую перед ним толстую книгу, то прочитывая какие-то
бумаги, то, наконец, устремляя печальный взгляд на довольно продолжительное
время в окно, из которого виднелась колокольня, несколько домовых крыш и
клочок неба. О чем бухгалтер думал в это время, - сказать трудно; но по
всему заметно было, что мысль его была шире того небольшого пространства, в
котором являлся ему божий мир сквозь канцелярское окно, шире и глубже даже
тех мыслей, которые заключались в цифрах лежавшей перед ним книги.
Часов с одиннадцати обыкновенно в Приказ начинала собираться публика, и
первые являлись купцы с вкладами. Случалось так, что какой-нибудь из них,
забежав наскоро в Приказ, тяжело дыша и с беспокойными глазами, прямо
обращался к бухгалтеру:
- Член здеся-тко-с али нет?
- У губернатора, - отвечал Ферапонтов.
- Эхма-тка! - говорил купец, прищелкнув языком и почесав в затылке. -
Деньжонки бы внести надо... задержат, пожалуй!.. А делов-то... делов...
- Давайте, - говорил ему на это лаконически Иосаф, и купец, нимало не
задумываясь, вытаскивал из кармана иногда тысяч пять, шесть, десять серебром
и отдавал их ему на руки, твердо увер
