Платонов Андрей - Июльская Гроза
Андрей Планонов
ИЮЛЬСКАЯ ГРОЗА
Долго шла девятилетняя Наташа со своим меньшим братом Антошкой из
колхоза "Общая жизнь" в деревню Панютино, а дорога была длиною всего четыре
километра, но велик мир в детстве... Наташа попеременно то несла брата на
руках, когда он жалостно поглядывал на нее от усталости, то ставила обратно
на землю, чтобы он шел своими ножками, потому что брат был кормленый,
тяжелый, ему уже сравнялось четыре года, и она умаривалась от него.
По обочинам жаркой, июльской дороги росла высокая рожь, уже склонившая
голову назад к земле, точно колосья почувствовали утомление от долгого лета
и от солнца и стали теперь стариками. Наташа с испугом вглядывалась в эту
рожь, не покажется ли кто-нибудь из ее чащи, где обязательно кто-нибудь
живет и таится, и думала, куда ей тогда спрятать брата, чтобы хоть он один
остался живым. Если ему надеть свой платок на голову, чтобы Антошка был
похож на девочку, -- девочек меньше трогают, -- тогда бы лучше было; или
спрятать его в песчаной пещере в овраге, но оврага тут нигде не
встречалось, он был около их колхозной деревни. И старшая сестра повязала
брату платок на голову, а сама пошла простоволосая, так ей было спокойнее
на душе.
Рожь медленно шумела около тихо бредущих по дороге детей. Безоблачное
небо, туманное и бледное от пустой полуденной жары, казалось Наташе
печальным и страшным; она вспомнила ночь со звездами над избою и двором,
где она жила в колхозе вместе с отцом и матерью, и решила, что ночью
интересней и лучше; ночью поют в колхозе одни добрые, кроткие сверчки,
квакают лягушки в запруде и сопит бык, ночующий в скотном сарае, -- и там
нет ничего страшного, там мать выходит на крыльцо и зовет ее на разные
голоса, как будто причитает: "Наташа, иди ужинать, спать пора, чего ты
звезды считаешь, завтра опять день настанет: успеешь еще пожить!"
Наташа крепче взяла Антошку за руку и побежала с ним мимо ржи, чтобы
скорее увидеть избы деревни Панютино, где, жили бабушка и дедушка. Но брат
скоро уморился, он упал в пыль и заплакал, а Наташа не догадалась сразу
оставить его руку и нечаянно проволокла Антошку немного по земле. Взяв
брата снова на руки, утешив его от слез, Наташа взошла с ним на
возвышенность кургана. Здесь рожь росла низкая, потому что земля была
худая, и отсюда было далеко видно, как идут по верху ржаных полей темные
волны ветра и как светится льющийся воздух над озаренными полосами хлеба,
которых сейчас не покрывала тень ветра. Наташа огляделась вокруг -- когда
же будет Панютино? -- и увидела крылья мельницы, подымающиеся из-за дальних
хлебов и вновь уходящие в них. Девочке теперь стало не так страшно
находиться под безлюдным солнцем, в грустном шуме ржи и в тишине ровного
полуденного ветра, доброту которого она ясно чувствовала своим лицом и всем
телом. Наташа вздохнула с утешением -- вон уже видна мельница, где мелют
зерно, это, наверно, дедушка привез мешок: он знает, что придут внучка с
внуком и надо испечь блины из новой муки; старая мука ведь уже вся вышла у
них, и из нее плохо всходит тесто, а блины получаются не такие праховые и
ноздреватые, как из свежего помола.
Наташа понюхала воздух: пахло соломой, молоком, горячей землей, отцом
и матерью. Это было ей знакомо и мило, и девочка понесла брата дальше; он
теперь обнял сестру вокруг шеи и дремал, свесив голову за плечо Наташи.
И они пошли вдаль по дороге, пролегающей во ржи. Вдруг Наташа
вскрикнула и остановилась. Из глубины хлебов вышел к детям худой, бедный
стари
