Платонов Андрей - Маленький Солдат
Андрей Платонович ПЛАТОНОВ
МАЛЕНЬКИЙ СОЛДАТ
Рассказ
Недалеко от линии фронта, внутри уцелевшего вокзала, сладко храпели
уснувшие на полу красноармейцы; счастье отдыха было запечатлено на их
усталых лицах.
На втором пути тихо шипел котел горячего дежурного паровоза, будто
пел однообразный, успокаивающий голос из давно покинутого дома. Но в одном
углу вокзального помещения, где горела керосиновая лампа, люди изредка
шептали друг другу уговаривающие слова, а затем и они впали в безмолвие.
Там стояли два майора, похожие один на другого не внешними
признаками, но общей добротою морщинистых загорелых лиц; каждый из них
держал руку мальчика в своей руке, а ребенок умоляюще смотрел на
командиров. Руку одного майора ребенок не отпускал от себя, прильнув затем
к ней лицом, а от руки другого осторожно старался освободиться. На вид
ребенку было лет десять, а одет он был как бывалый боец - в серую шинель,
обношенную и прижавшуюся к его телу, в пилотку и в сапоги, пошитые, видно,
по мерке, на детскую ногу. Его маленькое лицо, худое, обветренное, но не
истощенное, приспособленное и уже привычное к жизни, обращено было теперь
к одному майору; светлые глаза ребенка ясно обнажали его грусть, словно
они были живою поверхностью его сердца; он тосковал, что разлучается с
отцом или старшим другом, которым, должно быть, доводился ему майор.
Второй майор привлекал ребенка за руку к себе и ласкал его, утешая,
но мальчик, не отымая своей руки, оставался к нему равнодушным. Первый
майор тоже был опечален, и он шептал ребенку, что скоро возьмет его к себе
и они снова встретятся для неразлучной жизни, а сейчас они расстаются на
недолгое время. Мальчик верил ему, однако и сама правда не могла утешить
его сердца, привязанного лишь к одному человеку и желавшего быть с ним
постоянно и вблизи, а не вдалеке. Ребенок знал уже, что такое даль
расстояния и время войны, - людям оттуда трудно вернуться друг к другу, -
поэтому он не хотел разлуки, а сердце его не могло быть в одиночестве, оно
боялось, что, оставшись одно, умрет. И в последней своей просьбе и надежде
мальчик смотрел на майора, который должен оставить его с чужим человеком.
- Ну, Сережа, прощай пока, - сказал тот майор, которого любил
ребенок. - Ты особо-то воевать не старайся, подрастешь, тогда будешь. Не
лезь на немца и береги себя, чтоб я тебя живым, целым нашел. Ну, чего ты,
чего ты, - держись, солдат!
Сережа заплакал. Майор поднял его к себе на руки и поцеловал в лицо
несколько раз. Потом майор пошел с ребенком к выходу, и второй майор тоже
последовал за ними, поручив мне сторожить оставленные вещи.
Вернулся ребенок на руках другого майора; он чуждо и робко глядел на
командира, хотя этот майор уговаривал его нежными словами и привлекал к
себе, как умел.
Майор, заменивший ушедшего, долго увещевал умолкшего ребенка, но тот,
верный одному чувству и одному человеку, оставался отчужденным.
Невдалеке от станции начали бить зенитки. Мальчик вслушался в их
гулкие мертвые звуки, и во взоре его появился возбужденный интерес.
- Их разведчик идет! - сказал он тихо, будто самому себе. - Высоко
идет, и зенитки его не возьмут, туда надо истребителя послать.
- Пошлют, - сказал майор. - Там у нас смотрят.
Нужный нам поезд ожидался лишь назавтра, и мы все трое пошли на
ночлег в общежитие. Там майор покормил ребенка из своего тяжело
нагруженного мешка. "Как он мне надоел за войну, этот мешок, - сказал
майор, - и как я ему благодарен!"
Мальчик уснул после еды, и майор Бахич
