Подсвиров Иван Григорьевич - Синие Скалы
Иван Григорьевич Подсвиров
СИНИЕ СКАЛЫ
Прозаик Иван Подсвиров известен как автор книг "Танец на белом камне",
"Шаги к перевалу", "Сто лет любви" и "Завтра - первое сентября",
посвященных злободневным проблемам современности.
Четыре повести, включенные в новую книгу Ивана Подсвирова, посвящены
людям Ставрополья, прежде всего колхозникам, которые на своих плечах
вынесли тяготы военной поры, поднимали разрушенное хозяйство и передают
сегодня трудовую эстафету молодежи.
Душевная щедрость этих людей, их мужество и стойкость, преданность и
поэтическое отношение к родной земле - вот качества, которые превыше всего
ценит молодой писатель в своих земляках.
То, о чем рассказывает И. Подсвиров, близко и дорого ему с раннего
детства. И это внутреннее знание, намять сердца придают его повестям
особую задушевность и взволнованность, неповторимый колорит.
Еще окна в нашей хате не налились сиреневым светом и звезды не
остудились в небе от знобкого предутреннего холодка, а отец уже на ногах.
В сумраке ходит-бродит по комнате, гулко гремит сапогами, что-то бормочет
себе под нос и нещадно дымит злым, забористым самосадом.
Я уже пробудился от его шума, но лежу под теплым одеялом без движения,
без признаков жизни. Дым вонючего турецкого табака до слез щекочет мне
ноздри, и я креплюсь, чтобы не чихнуть, из боязни напомнить о себе. Мне
лень вставать с угретой печи, где сладко пахнет печеными яблоками, что
томятся в углу под дерюгой. Но я знаю: волей-неволей вставать придется.
Не догадаюсь сам подняться - отец живо с печи стащит. Сегодня мы едем в
горы за брусьями, далеко-далеко, по старой опасной дороге...
Бело, льдисто вспыхивают в темной синеве звезды; я гляжу на них, и меня
пронизывает ощущение холода и неприкаянности. Я представляю себе, как мы
будем ехать с отцом на скрипящей бричке по глухому, безлюдному ущелью -
вдвоем, среди настороженной тишины леса, в окружении молчаливых гор,
дышащих студеным туманом. Одиноко, неприютно, тревожно... И будет время
неотступно преследовать нас, пока не взойдет над ущельем солнце и не
растопит в своих лучах космы седого тумана.
И мать уже встала. В длинной белой рубашке, с расплескавшимися по
плечам волосами прошлась босиком по земляному полу, нащупала в печурке
лампу с блеснувшим во тьме пузырем, взяла ее и поставила на стол.
Чиркнула о коробок спичкой, поднесла в дрожащих ладонях желтоватый
язычок огня к фитилю. Пламя, смятенно всколыхнув тени, качнулось
вправо-влево и замерло в ровном горении. Мать надела на горелку пузырь. В
комнате попросторнело, на потолке образовался спокойный круг света, Затем
она, зябко поеживаясь от нахолодавшего в доме воздуха, накинула на плечи
шерстяной платок и тихо спросила:
- Ты уже собрался?
- Вас бы ждал! - сердито и намеренно громко проворчал из сеней отец. Он
всегда был сердит и не в меру суетлив, собираясь на какое-нибудь важное
дело. В такие минуты отцу почему-то казалось, что мы с матерью совсем
безучастны к его заботам и помогаем ему не по доброй воле. Может быть, в
этом он и прав по отношению ко мне, но только не к матери. Засновала,
забегала она по комнате, подсобляя ему собирать вещи и наше пропитание в
большой полосатый чувал с суровой завязкой на конце.
- Не забудь пилу, - хлопотала мать. - Без нее намучитесь... А хлеб?
Взял хлеб? Я его на лавку с вечера положила.
- Хлебушек в чувале, - отец заметно добрел, смягчался сердцем, чувствуя
ее трогательную и нежную заботу, глядя, как она бережно укладывала
обернутые в бумагу я
