Погодин Радий Петрович - Шмель
Радий Петрович ПОГОДИН
ШМЕЛЬ
Рассказ
Лидия Павловна была высока. Хороша. Но мужики ее не любили - рванутся
к ней, как быки, заломив хвост, и тут же остынут. Ходят рядышком, щиплют
траву. Она и замужем была полгода. Муж ушел к маме. Сказал, что возле мамы
трава сочнее.
В последнее время яркость щек Лидии Павловны поуменьшилась, вкус в
выборе грампластинок подвинулся в сторону элегического. Только рояль.
Только альт. И меццо-сопрано.
Каково ей было в таком состоянии выслушивать отца-генерала. Его
слова:
- Роди! Немедленно. Тебе квартира куплена не для мечтаний. Объясняю:
ребенок никогда не мешал женщине выйти замуж. Наоборот. Не усмехайся.
Лидия Павловна не усмехалась. Она улыбалась жалкой виноватой улыбкой.
Играла скрипка. Где-то далеко.
В быту Лидию Павловну характеризовали любовь к чистоте и беспорядку и
равнодушие к мужикам такое полное, что его не могли принять на свой счет
только тенора и кавказцы.
Мать говорила на кухне:
- Лидочка, я не берусь судить, что происходит, почему ты одна - или
мужики ослепли? Но отца ты пойми. Он солдат. Они все так рассуждают: роди!
Любовь им до балды. Они, я думаю, и генералами стали, что им любовь до
балды. Но ты все же роди. К тебе ведь мужики приходят?
- От тех, которые приходят, мне рожать не хочется. - В разговорах с
матерью улыбка у Лидии Павловны не пропадала, но становилась еще более
виноватой. Слов нет, она обязана использовать подаренную ей квартиру для
прыжка в вечность. Но в материнских рассуждениях, тихих и ласковых,
звучали намеки еще и на то, что она, Лидия Павловна, получила от
родительницы роскошное тело с маленькой родинкой на плече не для
бессмысленного полоскания его в ароматной пене. Что если Лидочка не умеет
таким телом распорядиться, то она, к сожалению, бездарь, и маме это
неприятно.
- Ах, Лидочка, - говорила мать, - такая у тебя фигурка. Тебя нужно на
обложку журнала "Семья и школа" в прозрачной голубой рубашечке.
- При чем тут "и школа"? - спрашивала Лидия Павловна.
- А при том, что мужики посмотрят на твою фигурку в прозрачной
голубой рубашечке и побегут домой к женам.
От осознания государственного масштаба своей бездарности и
беспринципности улыбка на лице Лидии Павловны становилась похожей на
суицидную судорожность.
К родителям Лидия Павловна приходила редко. Но приходила. Зарплата ее
была невелика, и, собственно говоря, родители до сих пор ее одевали.
Разговоры о ребенке вызывали у Лидии Павловны что-то похожее на
отравление. Ее подташнивало. Дрожали ноги. Она залезала в ванну,
успокаивала себя горячей водой и хрустящей душистой пеной.
Со временем Лидия Павловна стала замечать странное свойство пены. Она
видела в ней то щечку, то ручку, то спинку. Наконец, в один такой день из
пены сотворился образ девочки с ямочками на щеках, на попке и возле
каждого пальчика. А пальчики! Боже, какие маленькие были пальчики.
Лидия Павловна заметила, что плачет по ночам. Следы от слез были
черные. Нерастворимую французскую тушь растворяли слезы.
После слез ей виделся мальчик. Слышался звук, напоминающий ночной
звонок в дверь. Пахло дымом. Мальчик являлся в широких трусах, разбитых
кроссовках. На его исключительно грязной майке был нарисован свирепый
заяц. Лидия Павловна опускала мальчика в пену. Мальчик кусался. Но,
вымытый, был приятен.
По прошествии некоторого времени душа Лидии Павловны сделалась
похожей на океан и одновременно на луну, утопающую в каждой волне.
Характер ее испортился. Если раньше на предложение своего шефа Прох
