Погорельский Антоний - Черная Курица, Или Подземные Жители
Антоний Погорельский
Черная курица,
или
Подземные жители
Лет сорок тому назад, в С.-Петербурге на Васильевском Острове, в Первой
линии, жил-был содержатель мужского пансиона, который еще до сих пор,
вероятно, у многих остался в свежей памяти, хотя дом, где пансион тот
помещался, давно уже уступил место другому, нисколько не похожему на
прежний. В то время Петербург наш уже славился в целой Европе своею
красотой, хотя и далеко еще не был таким, каков теперь. Тогда на проспектах
Васильевского Острова не было веселых тенистых аллей: деревянные подмостки,
часто из гнилых досок сколоченные, заступали место нынешних прекрасных
тротуаров. Исаакиевский мост, узкий в то время и неровный, совсем иной
представлял вид, нежели как теперь; да и самая площадь Исаакиевская вовсе не
такова была. Тогда монумент Петра Великого от Исаакиевской площади отделен
был канавою; Адмиралтейство не было обсажено деревьями, манеж
Конногвардейский не украшал площади прекрасным нынешним фасадом, - одним
словом, Петербург тогдашний не то был, что теперешний. Города перед людьми
имеют, между прочим, то преимущество, что они иногда с летами становятся
красивее... Впрочем, не о том теперь идет дело. В другой раз и при другом
случае я, может быть, поговорю с вами пространнее о переменах, происшедших в
Петербурге в течение моего века, теперь же обратимся опять к пансиону,
который лет сорок тому назад находился на Васильевском Острове, в Первой
линии.
Дом, которого вы теперь - как уже вам сказывал - не найдете, был о двух
этажах, крытый голландскими черепицами. Крыльцо, по которому в него входили,
было деревянное и выдавалось на улицу. Из сеней довольно крутая лестница
вела в верхнее жилье, состоявшее из восьми или девяти комнат, в которых с
одной стороны жил содержатель пансиона, а с другой были классы. Дортуары,
или спальные комнаты детей, находились в нижнем этаже, по правую сторону
сеней, а по левую жили две старушки-голландки, из которых каждой было более
ста лет и которые собственными глазами видали Петра Великого и даже с ним
говаривали. В нынешнее время вряд ли в целой России вы встретите человека,
который бы видал Петра Великого; настанет время, когда и наши следы сотрутся
с лица земного! Все проходит, все исчезает в бренном мире нашем... но не о
том теперь идет дело.
В числе тридцати или сорока детей, обучавшихся в том пансионе,
находился один мальчик, по имени Алеша, которому тогда было не более 9 или
10 лет. Родители его, жившие далеко-далеко от Петербурга, года за два перед
тем привезли его в столицу, отдали в пансион и возвратились домой, заплатив
учителю условленную плату за несколько лет вперед. Алеша был мальчик
умненький, миленький, учился хорошо, и все его любили и ласкали. Однако,
несмотря на то, ему часто скучно бывало в пансионе, а иногда даже и грустно.
Особливо сначала он никак не мог приучиться к мысли, что он разлучен с
родными своими. Но потом мало-помалу он стал привыкать к своему положению, и
бывали даже минуты, когда, играя с товарищами, он думал, что в пансионе
гораздо веселее, нежели в родительском доме. Вообще дни учения для него
проходили скоро и приятно, но когда наставала суббота и все товарищи его
спешили домой к родным, тогда Алеша горько чувствовал свое одиночество. По
воскресеньям и праздникам он весь день оставался один, и тогда единственным
утешением его было чтение книг, которые учитель позволял ему брать из
небольшой своей библиотеки. Учитель был родом немец, в то время в немецкой
