Покровский Владимир - Георгес
ВЛАДИМИР ПОКРОВСКИЙ
ГЕОРГЕС ИЛИ ОДЕВЯТНАДЦАТИВЕКОВИВАНИЕ
Почти каждый день, обычно ближе к полудню, когда все разбегаются по
базам и заказам, а я остаюсь в одиночестве, я звоню Вере. Всегда подходит
И.В. Валентин - никогда. Его будто не существует.
- Веры нет, она умерла, - вежливо информирует И.В.
Сначала она приходила в ужас от моего садизма и разражалась длинными
гневно-плаксивыми обвинениями в бессердечном издевательстве над неизбывным
материнским горем, но чуть погодя смирилась, вступила со мной в игру, и
теперь даже получает от нее, по-моему, удовольствие. Во всяком случае, явно
ждет моего звонка - трубка снимается сразу же.
А то бывает занято. Я перезваниваю через пять минут. Мне в эти пять
минут, кажется, что на телефоне висит Вера (хотя на самом деле висит она не
на телефоне), и ведь я прекрасно знаю, что больше пяти минут телефонной
болтовни она - в отличие от других мне известных женщин - выдержать не в
состоянии. Я надеюсь - ну, знаете как - вот человек по телефону поговорил,
трубку положил, даже, может, отошел от телефона шага на два-три, а тут опять
звонок. Он трубочку механически снимает и говорит "Алло?". Но Верочку мою не
подловишь - к телефону неизменно подходит И.В.
Иногда никто не подходит. Я настырный, я подолгу извожу их звонками,
только ухо меняю через каждые тридцать гудков. Если из автомата - дома-то у
меня кнопочный с автонабором, удобная такая вещица. И все равно никто не
подходит. Только раз кто-то (Вера, кто же еще!) осторожно поднял и тут же
положил трубку.
Вот когда я испугался. Я подумал: "А вдруг действительно Вера?" Я и сам
понять не могу, чего я испугался тогда.
* * *
Значит, так. По порядку. Не спеша, ничего не пропуская, но чтоб ничего
лишнего, не слишком уходить в сторону.
День Георгеса, тот день, с которого для меня все началось. Хотя все
начинается с нашего рождения, будем считать, что для меня началось в тот
день.
Где-нибудь часа в три это случилось, а в двенадцать, в полдень, то
есть, я встретился с Ириной Викторовной, мамой Веры. Мамаша сама настояла на
встрече, мне все это ни к чему было.
И вот - жара. Дворик перед пятиэтажкой. Я со своей сумкой через плечо
сижу на металлической ограде газона. В несколько минут первого они выходят
из подъезда - моя тоненькая, яркая Верочка и огрузневшая, с жалостливым
лицом, Ирина Викторовна. Я тогда подумал, что Мариванна ей куда лучше
подошло бы.
Я встал, пошел навстречу.
- Здрасьте.
- Здрасьте.
- Знакомьтесь, - сказала Вера. - Это мама.
- Ирина Викторовна, - сказала И.В.
- Очпрятно. Володя.
- Очпрятно.
Я вежливо улыбался. Я был холоден и не уверен в себе. Вера меня
порядком напугала рассказами о мамаше.
- Ну что, пойдемте куда-нибудь, поговорим, сядем, - сказала И.В.
В сквере неподалеку мы нашли скамейку и начали разговор, совершенно
дурацкий.
Я плохо помню, о чем конкретно мы говорили. И.В. упирала на то, как я
ей не нравлюсь, как разрушаю прекрасную семью с одной только целью доставить
себе минутное удовольствие - словом, вали, паренек, отсюдова, не
вписываешься ты в картину нашей семейной идиллии. Жадным взглядом фурии Вера
наблюдала за нами, прислонившись к дереву. Этот взгляд освежал. От взгляда
мамаши разило, наоборот, затхлым.
Я отвечал в том смысле, что мы любим друг друга, а Валентин, будь он
хоть трижды распроперемуж, для Веры совсем не пара. Она не любит его. И не
любила. Она вышла за него только по вашему настоянию (быстрый, неприязненный
косяк в сторону дочери - продала!).
В принципе
