Прошкин Евгений - Загон
Евгений Прошкин
Загон
Homo homini lupiis est. (Человек человеку волк.)
Tuт Макций Плавт
Перед лицом этого неопровержимого факта с радостью осознаешь, что идеи,
лежащие в основе романа, правильны.
И. Ефремов
Глава 1
Понедельник
Барсик был в настроении, сегодня он ел гораздо лучше.
Андрей раскрутил вентиль до упора и навис над прозрачным колпаком.
Темная пена в цилиндрическом баке ворочалась и толкалась, словно кого-то
подгоняла. Это напоминало очередь за бесплатным супом и одновременно - сам суп,
который варят дети из листьев и песка. Пена бурлила, выплескивала на
позолоченные стенки какие-то комья и ввинчивалась в центр - туда, где, по
представлениям Андрея, у Барсика был рот.
Эльза Васильевна не обманывала: воронка в баке закручивалась против
часовой стрелки. Андрей обошел стеклянный колпак и обнаружил, что от места
наблюдения ничего не зависит. Откуда ни смотри - везде получится против
часовой. Раньше это ему и в голову не приходило.
Убедившись, что Барсик справляется, Андрей взялся за четвертую ручку.
Четвертую трубу, резервную, он открывал редко, и вентиль успел закиснуть. Для
того чтобы его сдвинуть, Андрею пришлось дернуть изо всех сил.
Загустевшая пробка туго выдавилась из горловины и, плюхнувшись в
супчик, раскидала по стенкам бурые кляксы. Андрей отшатнулся и, хотя кляксы
остались на внутренней поверхности колпака, машинально огладил лицо - кажется,
не забрызгало. Стекло стеклом, а умыться Барсиковой пищей было бы неприятно.
- Эй, Белкин! - крикнула в ухе таблетка радио. - Белкин, что у тебя?
- Ничего, - буркнул Андрей. - Нормально все.
- Где ж нормально? - опять крикнул Чумаков. Он редко говорил тихо и еще
реже называл людей по именам. - Какой нормально, когда у меня давление падает!
- Я четвертый канал запустил.
- А чудовище не подавится? Думаешь, сожрет?
- Думаю, съест, - холодно ответил Андрей.
- Ну, гляди... значит, сожрет? - Бригадир уловил его обиду и не отказал
себе в радости обидеть Андрея еще раз. - Значит, у твоего гада аппетит
прорезался? Это магнитные бури. Монстр их чует.
- Вам виднее.
- Чи-во-о?! - с угрозой протянул Чумаков.
- У вас образование, статус высокий, - невозмутимо сказал Андрей. - А я
что?.. Я так...
- Статус, верно, - с достоинством заметил бригадир. - У тебя сколько в
этом месяце?
- Семьдесят пять баллов.
- В прошлом больше было, а? - спросил он якобы сочувственно.
- Было, - покорно отозвался Андрей. - А теперь меньше.
- Опускаешься, Белкин. На самое дно опускаешься.
- Опускаюсь, - подтвердил он и кивнул, как будто бригадир находился не
в аппаратной, а здесь, в одной камере с Барсиком.
- Ну, то-то. Не нарывайся, Белкин.
Сделав длинную воспитательную паузу. Чумаков дал "отбой", но прежде чем
отключить микрофон, сказал по обыкновению громко:
- Эти черы совсем распустились.
Других собеседников у бригадира не было - в аппаратную, как и в камеры,
посторонние не заходили, и фраза предназначалась исключительно для Андрея.
Андрей догадался, но стерпел. Не впервой. А если б и не стерпел - что
тогда?.. С его семьюдесятью пятью баллами куда еще податься? И так выгнать
могут. На конвертере ценз, не ниже семидесяти двух. Семьдесят один - это уже
все. Это уже метла, или скребок, в зависимости от времени года. Желтые сапоги,
желтая роба и форменная кепочка. И дети специально мусорят там, где ты недавно
подмел. До семидесяти одного Андрей еще не падал, но и про кепочку, и про детей
знал - соседи рассказывали.
- Барсик. Ба-арсик, - ласково произнес он. -
