Рапопорт Виталий - Ирландский Чай На Опохмелку
Виталий Рапопорт
Ирландский чай на опохмелку
повесть
УВЕРТЮРА
Инструменты в оркестре пробуют голоса, разминаются, раздуваются, гоняют
гаммы и арпеджио, а то и дурака валяют. Хлоп! По знаку дирижера начинают
играть по-писаному. Идет что-то легкое, приятное, сюита, картинки жизни. Лес
на берегу реки, солнце, лопухи, муравьиная куча, орешник; вот завод работает
в бодром и счастливом ритме; а это народный праздник, гуляние: пляски, смех,
люди отдыхают, веселятся, можно даже разобрать, как парень прижал девушку. В
звучании оркестра преобладает духовое дерево при поддержке струнных, иногда
только вскрикнет корнет или ухнет туба.
Перемена. Оркестр в полном составе играет марш. Чувствуется размах,
решительность, твердость воли. Поступь победителей и хозяев жизни. Они не
знают сомнений, только цель, курс и скорость. Темп марша нарастает, музыка
увлекает слушателей, ведет за собой, и вдруг обрывается. Словно вилку
выдернули из штепселя подачи энергии.
Слышится новая тема: молчание, наполненное чувством и ожиданием, как у
Джона Кейджа. На просцениум выходит Народ в виде одного актера. Одетый
просто -- рубашка, заправленная в мешковатые штаны -- он стоит,
собирательный, внушающий симпатию, стоит, широко расставив ноги, чтобы
захватить побольше опоры на земле, и смотрит слегка вверх, вдаль надо
понимать. Грубоватое непримечательное лицо его скорее доброе, однако без
простодушной слащавости. Временами он сильно себе на уме, а то вдруг
задумывается, забывая, что его наблюдают. Сколько продолжается народная
тема, сказать трудно. До тех пор, видимо, пока публика слушает и верит.
Негромкий голос, гобой или флейта, заводит простую песенку, что-то
житейское, обыденное, близкое каждому. Женщина гладит белье и напевает себе
под нос -- трогательно, иногда призывно. Или девочка нянчит куклу и с ней
разговаривает: скоро придет мама, принесет пряников и молока, она накажет
плохую кошку Мурку, которая гоняет воробьев. Детский голосок скоро
перекрывается другой темой, потому что не за тем люди пришли в театр, а
музыканты натянули фраки. Новая мелодия, не в пример серьезная,
торжественная. Струнные широко разносят свое кантабеле, тромбоны с трубами
поддерживают их возгласами одобрения: да, да, совершенно верно, именно так
мы всегда думали. Напряжение нарастает с каждым тактом, это гимн,
вдохновенная проповедь, наставление про устройство правильной жизни. Люди
готовы слушать без остановки, без передышки, но врывается диссонанс,
назойливый, грубый. В оркестре растерянность, он нестройно замолкает, слышно
одну виолончель. Сбивчиво, но с упорством тянет она свою тему --
пронзительную, жалобную. Другие голоса не согласны, им хочется продолжить
гимн, досказать важнейшие для людей слова, но виолончель гнет свое,
разрушает гармонию. Увертюра идет рывками. Несколько раз оркестр принимается
играть по нотам, но останавливается, сбитый с толку.
Собравшись с силами, музыкальный коллектив под руководством дирижера
утверждает себя: раздается звон турецких тарелок, тремоло на литаврах.
Виолончели больше не слышно за новым маршем. Он сродни тому, что в начале,
только поступь теперь тверже, тяжелее. Первую часть задорно выводят трубы,
флейты и кларнеты, во второй -- мелодия тромбонов и валторн звучит более
интимно, задушевно, третью часть исполняют все голоса вместе. Прочь
сомнения, довольно жаловаться, вперед к славной цели.
Новая остановка, привал на марше, музыка становится ажурной, как
старинный вальс. Солдату вспоминается родн
