Распутин Валентин - Что Передать Вороне
Валентин Григорьевич Распутин
ЧТО ПЕРЕДАТЬ ВОРОНЕ?
Уезжая ранним утром, я дал себе слово, что вечером обязательно
вернусь. Работа у меня наконец пошла, и я боялся сбоя, боялся, что даже за
два-три дня посторонней жизни растеряю все, что с таким трудом собирал,
настраивая себя на работу,- собирал в чтении, раздумьях, в долгих и
мучительных попытках отыскать нужный голос, который не спотыкался бы на
каждой фразе, а, словно намагниченная особым манером струна, сам притягивал
к себе необходимые для полного и точного звучания слова. "Полным и точным
звучанием" я похвалиться не мог, но кое-что получа-лось, я чувствовал это и
потому без обычной в таких случаях охоты отрывался на сей раз от стола,
когда потребовалось ехать в город.
Поездка в город - это три часа от порога до порога туда и столько же
обратно. Чтобы, не дай бог, не передумать и не задержаться, я сразу проехал
в городе на автовокзал и взял на последний автобус билет. Впереди у меня
оставался почти полный день, за который можно успеть и с делами, и побыть,
сколько удастся, дома.
И все шло хорошо, все подвигалось по задуманному до того момента,
когда я, покончив с суетой, но не сбавляя еще взятого темпа, забежал на
исходе дня в детский сад за дочерью. Дочь мне очень обрадовалась. Она
спускалась по лестнице и, увидев меня, вся встрепенулась, обмерла,
вцепившись ручонкой в поручень, но то была моя дочь: она не рванулась ко
мне, не заторопилась, а, быстро овладев собой, с нарочитой сдержанностью и
неторопливостью подошла и нехотя дала себя обнять. В ней выказывался
характер, но я-то видел сквозь этот врожденный, но не затвердев-ший еще
характер, каких усилий стоит ей сдерживаться и не кинуться мне на шею.
- Приехал? - по-взрослому спросила она и, часто взглядывая на меня,
стала торопливо одеваться.
До дому было слишком близко, чтобы прогуляться, и мы мимо дома прошли
на набережную. Погода для конца сентября стояла совсем летняя, теплая, и
стояла она такой без всякого видимого изменения уже давно, всходя с каждым
новым днем с постоянством неурочной, словно бы дарованной благодати. В ту
пору и в улицах было хорошо, а здесь, на набережной возле реки, тем более:
тревожная и умиротворяющая власть вечного движения воды, неспешный и
неслышный шаг трезвого, приветливого народа, тихие голоса, низкая при
боковом солнце, но полная и теплая, так располагающая к согласию,
осиянность вечереющего дня. Это был тот час, случающийся совсем не часто,
когда чудилось, что при всем многолюдье гуляющего народа каждого ведут и за
каждого молвят, собравшись на назначенную встречу, их не любящие
одиночества души.
Мы гуляли, наверное, с час, и дочь против обыкновения почти не
вынимала своей ручонки из моей руки, выдергивая ее лишь для того, чтобы
показать что-то или изобразить, когда без рук не обойтись, и тут же
всовывала обратно. Я не мог не оценить этого: значит, и верно соскучилась.
С нынешней весны, когда ей исполнилось пять, она как-то сразу сильно
изменилась - по нашему понятию, не к лучшему, потому что в ней проявилось
незаметное так до той поры упрямство. Сочтя себя, видимо, достаточно
взрослой и самостоятельной, дочь не хотела, чтобы ее, как всех детей,
водили за руку. С ней случалось вести борьбу даже посреди бушующего от
машин перекрестка. Дочь боялась машин, но, отдергивая плечико, за которое
мы в отчаянии хватали ее, все-таки норовила идти своим собственным ходом.
Мы с женой спорили, сваливая друг на друга, от кого из нас могло передаться
девочке
