Библиотека в кармане -русские авторы

         

Раткевич Элеонора - Джет Из Джетевена


Элеонора Раткевич — Джет из Джетевена
Бахту, как всегда, страшно потел, сопел и чесался. Более того, на его крыльце опять лежала кошка — наверняка та же самая, второй такой не сыщешь. Настолько облезлая и вонючая, что могла показаться мертвой, если б не уши: ушами она хоть изредка перебирала.

Давным-давно можно было распрощаться и уйти и от Бахту, и от кошки, но Иллари внимательно слушал, как толстяк Бахту, икая, возносит кошке хвалу. Наконец, взглянув украдкой на садовые солнечные часы, Иллари встал, сослался в изысканных выражениях на неотложное дело, раскланялся с Бахту и не без труда похвалил кошку на прощанье.

Через минуту он уже выводил коня через усадебные ворота. Садясь в седло, он содрогнулся: кошка решила мяукнуть ему вслед — и мяукнула.
Уф! Бахту и его кошка! Стерпеть их дольше полуминуты не в силах человеческих.

Но Иллари, если уж нелегкая заносила его с визитом к Бахту, всегда покорно терпел и чудовищную плешивую тварь, и ее хозяина: уж слишком жарко возвращаться от Бахту посреди дня. Иллари предпочитал немного помучиться, слушая кошачью эпопею, но зато непременно дождаться Часа Спящих листьев.
Сначала, пока солнце еще высоко, небесная синева отражается в белизне стенной кладки малого города, но вскоре, к Часу Ветров, солнце начинает клониться к закату, и на белых улицах не остается ничего белого. Все розовое и золотое, призрачно-легкое.

Только тени синие, глубокие, тяжелые: даже непонятно, как из них вздымается в полосы света розовая, золотая, лимонная пыль. Серовато-синий камень мостовой словно течет, его разноцветные прожилки движутся, сливаясь и расслаиваясь.

К концу пути, если подгадать время, можно выехать к городской стене, сложенной из темно-пурпурных плит, как раз тогда, когда ослепительно-алое солнце садится точно в центре распахнутых ворот. Розовый, лиловый, картинно-красный и бурый плющ ползет по стенам, почти невесомый, пронизанный предзакатными лучами.

Гроздь красных ягод, осыпавших придорожные кусты, свешивается перед самым носом. Потом наступает долгожданная прохлада, и восхитительная минута — еще не вечер, уже не день — окрашивает мир в прохладные тона.

Потом очень быстро сгущаются сумерки — легкие, розово-лиловые; и розово-серый гранит замковых стен растворяется в этих сумеречных тонах, тает, парит в воздухе, клубится, — и собственный дом в этот миг всегда кажется Иллари томительно незнакомым и прекрасным. Ради этого стоит час — другой потерпеть Бахту и его кошку.

К тому же белый город и днем небезопасен, а вечером — тем более. Кошелек, руку или голову здесь отрежут с равной и ошеломляющей легкостью. Зато сознание опасности заставляет взгляд еще более жадно впиваться в каждую мелочь.

А уж если кто привяжется, возникает великолепная возможность подраться, а то и пустить в ход оружие. Ради саднящей боли в разбитых губах и содранных костяшках пальцев, ради чудесного чувства силы и уверенности тоже можно потерпеть излияния Бахту. Хорошая драка того стоит!

Молодость и красота, сила и веселье, и грустные стихи сами слетают со смеющихся губ: "Станут синие камни синей волной... станут белые стены белой пеной...". Иллари задумался, подыскивая сквозную рифму, чуть ослабил повод, прожилки в камне задвигались, мостовая и вправду заплескалась перед его мысленным взором, реальность потихоньку начала исчезать, заволакиваясь золотой пылью: "...станут белые стены белой пеной...". И тут посреди строки чья-то рука высунулась из потоков света, что есть силы вцепилась в Иллари и дернула. Иллари из седла не вылетел, но, есте





Содержание раздела