Раткевич Элеонора - Найлисский Цикл 1
Элеонора Раткевич
Таэ эккейр!
Больше всего на свете Лерметт любил пропадать где-нибудь.
Например, на самой-пресамой верхушке высоченного дерева. Вот уж оттуда его никакие рыцари не снимут. Не залезут даже.
Потому что взрослые и в доспехах. А еще можно затаиться на дне оврага. Или и вовсе утянуться в соседний лес на пару деньков. Там его просто никто не найдет.
Разве только собаки… так смешно смотреть, как они кружат по лесу, а голову задрать и на дерево посмотреть нипочем не догадаются. А если все-таки учуют — точно потеха начинается: как примутся на ствол наскакивать, как возьмутся облаивать!
Можно подумать, не принца нашли, а белку… вот глупые! Уже потом, когда отец вместо своры борзых начал посылать в лес одного Дичка, игра стала гораздо интереснее. Дичок никогда не взлаивал на горячий след, не тявкал, не поскуливал. Он всегда напрыгивал на Лерметта неожиданно.
И не гавкал во всю глотку, призывая дурацких рыцарей. Нет, Дичок ни за что не стал бы так предавать приятеля. Он просто хватал принца зубами за шкирку, закидывал на спину и неизменно доставлял хохочущего мальчишку к воротам замка.
Так гораздо лучше, чем угрюмо ковылять домой под опекой усталых от двухдневного шляния по лесу рыцарей.
— Медведь-шатун, — неизменно говорил в таких случаях отец. — Медвежонок-шатуненок.
Лерметт в таких случаях неизменно же приосанивался, взглядывал украдкой в большое полированное зеркало — и всякий раз огорченно сникал. Нет, ну какой же он медведь? Тощий, встрепанный… ни виду, ни силенок. Так, котишка недокормленный.
Отец, тот и в самом деле на медведя похож — мощный, кряжистый. Плечи широченные — сразу видать, сколько лет доспехи носит. А вот Лерметту не повезло.
Он не в отца удался, а в маму… нет-нет, он любит маму, он ничего такого сказать не хотел… ну, такого… которого… а все-таки лучше бы ему было в отца пойти — как он будет кольчугу надевать, такой хлипкий? Кость узкая, легкая… котишка и есть.
— Какой же я медведь? — горестно спрашивал Лерметт, шмыгая носом.
— Медведь-медведь, — смеялся отец. — Самый настоящий. Ведь вот же и волк клыки показывает, и собака рычит, и кот когти выпускает. По всякому зверю понять можно, сыт он и доволен или злится и хочет напасть.
Что лев, что тигр… и только у медведя на морде не написано, какую шкоду он учинить вздумал. В точности как у тебя.
Лерметт обижался окончательно.
— Но это даже хорошо, — добавлял отец. — Для принца это очень даже хорошо… а для короля тем более.
Вспомнив шутливые отцовские подначки, Лерметт только улыбнулся. Почитай, одиннадцать лет минуло с тех пор, как велись эти разговоры… или даже чуть больше? Странно, с чего бы ему вдруг на память пришла та, совсем было уже позабытая шутка?
Медвежонок-шатуненок… Давешний медвежонок вырос — но никак уж не медведем. Скорее диким котом или даже леопардом — поджарым, прыгучим и дерзким. А вот шатуном… да, шатуном он как был, так и остался.
Ничего не поделаешь — лучше всего принц Лерметт чувствует себя не в замковой библиотеке, не в тронной зале и даже не на площадке для фехтования, а в дороге. Какой бы она ни была — пешей или конной, трудной или легкой… пусть бы и скучной!
Для кого угодно скучной — но только не для него. Лерметт никогда не скучал в пути.
Вот и сейчас он дышал легко и привольно — все-таки дорога взяла свое. А ведь на сей раз ему, против обыкновения, отчего-то не хотелось уезжать. Такая отчего-то тяжесть на сердце… да правду сказать, повод у поездки премерзкий.
Потому и кошки на душе скребут — еще бы! Лерметт на месте этих вооб
