Рыбаков Вячеслав - Давние Потери
Вячеслав РЫБАКОВ
ДАВНИЕ ПОТЕРИ
...За всеобщего отца
Мы оказались все в ответе...
А.Твардовский
В глухой тишине пробило без четверти два. Ночь прокатывалась над
страной, улетала на запад, а навстречу ей нескончаемым потоком летели
вести.
Беседа с германским представителем прошла на редкость удачно. Желание
скоординировать усилия было одинаковым у обеих сторон. Недопоставки
народного предприятия "Крупп и Краузе" Наркомтяжпрому, уже вторую неделю
беспокоившие многих плановиков, удалось теперь скостить с таким
политическим выигрышем, на который даже трудно было рассчитывать. Плюс
поставки будут ускорены. И все же тревога не отступала. Но, наверное, она
просто вошла в привычку за столько лет.
Из серьезных дел на ночь оставалась только встреча с лейбористской
делегацией. Вряд ли стоило ждать от нее слишком многого, но и
недооценивать тоже не следовало. Впрочем, Сталин никогда ничего не
недооценивал. Он ко всему старался относиться с равной мерой
ответственности, по максимуму. Он бродил, отдыхая, по громадному, увязшему
в тишине кабинету, - чуть горбясь, заложив руки за спину, - и смотрел, как
колышется у настежь распахнутой темной форточки слоистая сизая пелена.
Пелена заполняла кабинет, кусала глаза. Накурено - хоть топор вешай. А
снаружи, наверное, рай. Май - рай... В Гори май - уже лето. Впрочем, до
календарного лета и тут оставалось несколько дней. Сталин никак не мог
забыть, какой сверкающий солнечный ливень хлестал вечером снаружи по
стеклам, пока внутри обсуждались трудности и выгоды заполярной
нефтедобычи.
Распахнулась дверь, и в кабинет влетела, улыбаясь,
девочка-стенографистка.
- Ой, дыму-то, дыму! - воскликнула она, замахав у себя перед лицом
обеими руками, так что ремешок сумочки едва не спрыгнул с ее узкого,
затянутого свитером плеча. - Совершенно не проветривается! А на улице
такой воздух!.. - Она мечтательно застонала, закатила глаза. Размашисто
швырнула сумочку на свой стол - порхнули в стороны сдутые листы бумаги,
стенографистка с кошачьей цепкостью прихлопнула их ладонями, прикрикнула
строго: - Лежать! - раскрыла сумочку, выщелкнула из лежащей там пачки
сигарету, чиркнула спичкой. Примостилась, вытянув ноги, на подоконник под
форточкой. Одно удовольствие было глядеть на нее. Сталин пошел к ней,
огибая вытянувшийся вдоль кабинета стол для бесед. Машинально поправил
неаккуратно поставленный фон Ратцем стул. В ватной тишине отчетливо
поскрипывал под сапогами паркет.
- А хорошо вы с Вячеслав Михалычем немца охмурили, - заявила
стенографистка. Во всей красе показав юную шею, она запрокинула голову и
лихо пустила к форточке струю пахнущего ментолом дыма. Делавшие ее похожей
на стрекозу светозащитные очки с громадными круглыми стеклами съехали у
нее с носа, она поймала их левой рукой на затылке и, опустив голову,
нахлобучила на место. - Мне прямо понравилось.
- Мне тоже понравилось, - ответил Сталин. Его слегка поташнивало.
Надо было тоже выйти на воздух, подумал он. Теперь уже не успеть. Ну
ничего, сяду - пройдет. Уставать стал, ай-ай...
- А с лейбористами надолго?
- Как пойдет, Ира, как пойдет... Замоталась, да?
- А то! Ну, я погуляла, кофе тяпнула... в "Марсе". Это на Горького,
знаете? Метров семьсот по парку и через площадь, как раз промяться. И кафе
хорошее - шум, музыка, каждый вечер новую группу крутят, вчера моя любимая
"Алиса" была. В такую погоду полуночников полно. А наш буфет я, товарищ
Сталин, не люблю. Душно как-то, чинно... И кофе вечно одна "ребуста"!
- Никог
