Рясной Илья - Большая Стрелка
Илья Рясной
Большая стрелка
Роман
Часть I РАССТРЕЛ
Этот звук Никита Гурьянов никогда не спутает ни с каким другим. Подобная
"музыка" сопровождала его многие годы. Били из "калашей" - минимум с двух
стволов. И патронов не жалели.
Он нажал на тормоз, поймав себя на том, что рука тянется к автомату, тело
готово прийти в движение и максимально эффективно начать работать на две главные
задачи - выживание и уничтожение противника.
Вот только автомата под рукой не было. И сидел Гурьянов не за рулем БТРа, а
в не первой молодости черной "волжанке". И дорога не петляла, причудливо
охватывая Зеравшанский хребет в Таджикистане, а угловато ломалась между
столичных многоэтажек.
Гурьянов немножко сбросил скорость. Нажал на акселератор. И машина
устремилась вперед. Сердце сдавило от недобрых предчувствий.
"Волга", влетев колесом на тротуар и едва не задев урну, свернула во двор,
окаймленный шестнадцати- и двадцатичетырехэтажными, солидными, с арками, желтого
кирпича цековскими домами. Именно здесь долбили из "калашей".
В сознании Гурьянова билась одна мысль: "Господи, пожалей, только не
это..." Но внутри уже засела заноза - предчувствие обрушившейся беды.
Когда "Волга" со скрежетом затормозила у изрешеченного пулями "Сааба-9000"
темно-изумрудного цвета, киллеров простыл и след. Их машина выехала со двора в
другую сторону.
Гурьянов бросился к вывалившемуся из салона водителю "Сааба". Тот скреб по
асфальту окровавленными пальцами, ладонь его была прострелена насквозь. Асфальт
залило кровью. Ее было много. Черная кровь на сером, покрытом трещинами
асфальте.
- Как же так, Костя... как же так, - произнес сдавленно Гурьянов, нагибаясь
над водителем и беря его голову в ладони.
Он слишком много видел расстрелянных людей. И знал, что у этого человека
нет никаких шансов. Что печать поставлена, приговор окончателен, обжалованию не
подлежит. Раненый уже почти перешел в полное распоряжение смерти, и это его
последние секунды. И от этого осознания хотелось взвыть волком.
Глаза раненого стекленели. Он попытался что-то сказать, но из
простреленного легкого вырвался только хрип. На губах выступила кровавая пена.
- Ники... - все-таки выдавил он еле слышно. И замолчал, слабо дыша. Ему
что-то очень надо было сказать. И это что-то еще держало его на земле. - Вика...
У нее...
Он замолк. Теперь уже бесповоротно.
Гурьянов положил аккуратно голову убитого на асфальт. Подошел к задней
дверце.
Пули "калаша" без труда дырявят борта машины. И их смертельные укусы
настигают беззащитных, открытых для них жертв.
- Лена, - Гурьянов судорожно вздохнул. Жена Кости Лена и его дочь Оксана
тоже были здесь. На каждую пришлось не меньше пяти пуль.
Гурьянов сжал кулак, ударил по капоту "Сааба-9000", оставив на нем вмятину,
и прислонился лбом к крыше автомобиля. Он ничего не мог поделать - из его глаз
покатились слезы. Этого не видел раньше никто - плачущий человек-камень,
полковник Никита Гурьянов.
Впрочем, когда взвыла сирена и во двор лихо завернул милицейский "Форд" с
надписью "Патруль города", полковник полностью взял себя в руки.
- Вы кто потерпевшим? Сосед? - деловито осведомился старший лейтенант
милиции.
- Брат, - сказал Гурьянов.
"У меня был брат", - подумал он. И это слово "был" подвело жирную черту,
отделило его от близких людей. Теперь их нет на этой земле. Они - были...
* * *
Художник обмакнул перо во флакон с красной тушью и сделал несколько
завершающих штрихов - отблески в глазах существа, материализовавшегося на
ватма
