Рясной Илья - Охота На Уродов
Илья РЯСНОЙ
ОХОТА НА УРОДОВ
Очнувшись от полусна-полузабытья. Туман чувствовал себя так, что
лучше бы вообще ничего не чувствовать, а лежать бездвижно и бесчувственно в
гробу.
В углу комнаты валялись два раздавленных каблуком одноразовых
шприца, которыми пользовались раз пять. Вчера из них лилась в вену живительная
влага и по жилам тек кайф. Сегодня кайфа не осталось. А осталась начинающаяся
ломка и лютая злость по отношению ко всему на свете.
Он приподнялся на кушетке, прикрытой толстым ворохом старых одеял и
покрывал, огляделся на замусоренную тесную комнатенку, в которой прожил все
семнадцать лет своей жизни, и заорал севшим и слабым голосом:
- Э, дома есть кто?
Дома никого не было.
- Сука, - прошептал он, опуская онемевшие ноги на пол и с трудом
поднимаясь. Пол корабельной палубой ходил под ногами.
Дорога на кухню далась нелегко, он в кровь расцарапал ногу о
гвоздь, торчавший из старой тумбочки, задел покатившуюся по полу пустую бутылку
водки. Бутылка была нестандартная, из тех, что в пункте стеклотары не
принимают, поэтому маманя ее еще не подмела.
Дверца сломавшегося три месяца назад холодильника, служившего
теперь шкафом, открывалась туго, и пришлось дернуть за ручку два раза. Из
шкафа-холодильника дохнуло застарелой гнилью Туман поморщился и захлопнул
дверцу. Плохо! Как же все плохо!
Интересно, была вчера маманя здесь или нет? Кажется, ее не было.
Скорее всего, она ночевала у кого-то из своих вонючих хахалей или просто
пристроилась уютно под забором - ночи еще прохладные, но ей не привыкать.
- Падла, - он почесал зудящий затылок. И с сожалением
констатировал, что нужно выползать на улицу.
Ползти было недалеко - каких-то триста метров.
Он влез в ставшие уже тесными джинсы, с трудом натянул красную,
переливающуюся, с желтой английской надписью ветровку, которая была ему мала,
жала в плечах, но дареному коню в зубы не смотрят. Точнее, не дареному, а
краденому - ведь куртку он с корешами позаимствовал в Москве у хорошо одетого,
но, на свою беду, хлипкого очкастого доходяги.
Подъезд мало отличался от квартиры Тумана - тот же мусор под
ногами, тот же запах гнили, только колорита добавляли стены, густо исписанные
нецензурными фразами и названиями западных групп.
На улице было тепло, май уже прижаривал отвыкших от тепла жителей
Подмосковья, но Туману было все равно зябко - его бил колотун, неизменный
спутник кайфа. Солнце стояло высоко, значит, дело близится к полудню. Впрочем,
Тумана время особо не интересовало, оно не значило для него ничего, поскольку
торопиться ему было некуда. Из школы его с позором вытурили еще год назад, а от
работы лошади дохнут. Хватило того, что покрутился у хачиков на стихийном рынке
у Минской трассы, потаскал неподъемные коробки с ножками Буша, просроченными
консервами и соками. Там он был два раза сильно бит из-за разногласий во
взглядах на чужую собственность, после чего хачиков люто возненавидел, однако к
чужой собственности не охладел.
Ноги сами несли его в нужном направлении. Он вышел к длиннющему,
отделанному синим и белым кафелем двенадцатиэтажному дому, охватывающему с трех
сторон, как крепостная стена, двор с грибками и каруселями. Первый подъезд, код
254. Щелчок - дверь открылась. Справа ступеньки ведут к лифту - Туману туда не
надо. Слева спуск в подвал - в самый раз.
На двери подвала висел тяжелый ржавый замок, пытающийся убедить
всех в своей надежности. Но он для лохов. Человек внимательный увидит, что
скоба вовсе не прикреплена намертво гво
