Саломатов Андрей - Танатос
А.Саломатов
ТАНАТОС
Повесть
Холод стоял собачий. Алтухов натянул старую кроличью шапку на самые
уши, поднял воротник потрепанного пальто и по-стариковски сутулясь, побежал
к автобусной остановке, до которой было минут пять ходу дворами, а затем,
метров триста - по расквашенной в любое время года, нежилой улице. Слева до
самой остановки тянулся забор из ржавой рабицы, справа - автостоянки и
металлические гаражи. У каждых ворот неизменно бродили прикормленные
грязные дворняги - бесплатные сторожа. Отрабатывая свой хлеб, они для
проформы тяфкали на прохожих, но на всякий случай виляли хвостами. Злобные
и слишком усердные здесь не уживались - переучивали булыжниками или
прогоняли.
По дороге Алтухов прикинул, сколько попросить у Паши, проклял стужу и
с тоской подумал о завтрашнем дне. На следующий день Паша должен был уехать
из Москвы на месяц, а может и больше, в какой-то провинциальный городишко,
то ли Трунино или Трушино - Алтухов не расслышал.
Три дня назад они сидели у него в мастерской. Паша упаковывал свои
картины, а потом они выпили три бутылки водки, и, сильно окосев, Паша
пообещал дать ему с аванса "на жизнь". Этот короткий разговор Алтухов мог
воспроизвести до мельчайших деталей, но вот о чем они проболтали весь
вечер, он не вспомнил бы даже на дыбе с испанским сапогом на ногах.
Паша был последним человеком из его друзей и знакомых, который
частенько приглашал Алтухова к себе в мастерскую и не гнал, когда тот
приезжал без всякого приглашения. Он был единственным, кто подкармливал
Алтухова, давал ему иногда немного денег, не требовал их возвращения, а
главное, не учил Алтухова жизни, не читал морали и никогда не
интересовался: устроился Алтухов на работу или нет. Он и бродягой его звал
как-то совсем необидно, как если бы имел в виду распостраненную профессию
или ученое звание. Держался с ним так, будто это был его прежний друг, за
что в душе Алтухов испытывал к нему какую-то истерическую щенячью
благодарность. Единственное, о чем Паша просил, это чтобы Алтухов не
приезжал к нему домой. Но и тут он объяснил все без обиняков, сказал: "Сам
понимаешь, Надька стервит".
Дожидаясь автобуса, Алтухов рассеянно смотрел по сторонам и машинально
постукивал одним дырявым полуботинком о другой. Лицо у него при этом
выражало предельную сосредоточенность, что, впрочем, было лишь одной из
дежурных масок, поскольку мимика Алтухова никогда не определялась работой
мысли и никак не иллюстрировала душевного настроя.
Задумавшись, Алтухов набрел взглядом на человека, который, не вынимая
рук из карманов, спешил через дорогу к автобусной остановке. Алтухов даже
не успел перефокусировать взгляд, когда случилось несчастье, поэтому удар
он скорее услышал, чем увидел. Все произошло за какую-то секунду:
послышался визг тормозов, глухое "бум" и испуганные вскрики тех, кто все
это наблюдал. И лишь сам пострадавший не успел издать ни звука. Обернувшись
в последний момент, он как-то обреченно удивился и попытался вырвать из
карманов руки. После удара бедняга описал в воздухе дугу и шлепнулся на
дорогу, но уже не живым хозяином собственного тела, а мертвой тушкой,
неодушевленным изломанным предметом.
От неожиданности Алтухов вздрогнул. Только сейчас он заметил, что на
остановке много людей, которые вдруг беспорядочно задвигались, закружились,
словно шарманочные куклы приведенные в движение неким механизмом, скрытым
под заснеженным тротуаром.
Первое, на что Алтухов обратил внимание, это одежда, которая, как
казалос
