Свержин Владимир - Нии Экспериментальной Истории 2
ИНСТИТУТ ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНОЙ ИСТОРИИ – 2
Владимир СВЕРЖИН
ИЩУЩИЙ БИТВУ
ПРОЛОГ
- Это факт?
- Нет, это хуже, чем факт! Это так оно и было на самом деле!
"Тот самый Мюнхгаузен"
Капитан Брасид, мой старый добрый друг, начинал свое повествование с кокетливой оговорки: "Это не я". В свою очередь должен прямо заявить, что если что-то из описываемого здесь и происходило в действительности, то именно со мной.
Началось все несколько лет назад, когда вскоре после двадцать восьмой своей годовщины я окончательно и бесповоротно усвоил о себе несколько "слишком". Я "слишком" нагл и самонадеян, чтобы служить в столь прославленной части. "Слишком" склонен к авантюризму, чтобы работать в нашей фирме, гордящейся своими древними традициями. "Слишком" не желаю считаться с незыблемыми авторитетами, а также ни в грош не ставлю репутацию вполне достойных представителей нашего общества, чтобы работать в столь почтенной газете.
К этому остается добавить, что я "слишком" уважаю себя для серьезных занятий политикой, чтобы понять, что Дела мои в те дни были, увы, отнюдь не "слишком". Конечно, устроиться телохранителем к какому-нибудь финансовому тузу по ту сторону океана или - совсем на худой конец! - завербоваться в Иностранный Легион не составляло для меня проблем, но мои многочисленные тетушки сочли бы это дерзким вызовом и моветоном для отпрыска такого древнего и знатного рода, как наш. Что, в свою очередь, толкало меня на тернистый путь достославного и незабвенного Айвенго, то есть на веки вечные делало "рыцарем, лишенным наследства".
В грустных раздумьях о тщете всего сущего я давился теплой колой в маленькой забегаловке форта Норич, где в заботах о хлебе насущном протекали мои дни, когда дверь с мелодичным звоном распахнулась и, словно ангел-искуситель, в лучах заходящего солнца в дверном проеме во весь свой немалый рост возник мой старый итонский однокашник и побратим полковник Джозеф Рассел.
- Я объехал почти всю Британию, разыскивая этого облезлого павиана, а он сидит здесь, словно памятник обломкам империи, и пьет какую-то бурду, - без всякого вежливого предисловия начал он. - Кстати, что именно ты пьешь? Колу?! Ты что, окончательно свихнулся в этой дыре?
Брось сейчас же травиться этим унизительным для мужского достоинства питьем! У меня в машине ящик шартреза урожая тридцать второго года.
Он замолчал, выжидая, какую реакцию вызовет у меня его сообщение, но, не дождавшись должного эффекта, небрежно добавил:
- Тысяча восемьсот тридцать второго! Так, захватил с собой, чтобы сполоснуть нашу встречу.
Судя по изысканности оборотов речи, старина Зеф был действительно рад меня видеть. Честно говоря, я тоже. Мы с детских лет росли вместе.
Вместе жевали гранит науки, вместе проводили часы в фехтовальных залах и на татами. Вместе желторотыми лейтенантами прибыли в батальон коммандос, где нам предстояло преумножить славу своих отцов во славу английской короны.
Правда, после десанта на Жарль-Жар нам пришлось надолго расстаться. Я отправился в госпиталь, он-в академию. Дальше - Генеральный штаб, а еще дальше ему присветило что-то уж такое непонятное, что его файл на компьютере однообразно высвечивал "Топ сикрет", не поддаваясь на многочисленные попытки подольститься к нему. И вот Джозеф возникает в нашей глухомани в одуренно дорогом костюме кокетливо украшенном знаком коммандос, с ящиком коллекционного шартреза в багажнике своего новенького "ягуара".
- Что ты здесь расселся, как Папа Римский на приеме? Целования туфель не предвидится. Собирайся, мы уезж
