Библиотека в кармане -русские авторы

         

Свирский Григорий - Ветка Палестины 3


ГРИГОРИЙ СВИРСКИЙ
БЕГСТВО
* ЧАСТЬ 1. "В ИЗРАИЛЬ, И ТОЛЬКО!" *
Глава 1. В РЕСТОРАНЕ "La Ivan"
Хамсин с аравийского полуострова дует шестые сутки, накаляя каменную
пустыню Негев, как русскую печь. Невысокие пальмы с пожухлыми желтоватыми
листьями, у выезда из библейского города Арада, гнет к земле. Вот-вот вырвет
с корнем.
На улицах ни души. Только молодые хасиды пробиваются к синагоге,
согнувшись от ветра в три погибели и придерживая меховые круглые, как
колеса, папахи, - "шапки дураков", так окрестили их два века назад в
польском сейме.
Где она, старая польская шляхта? А хасиды вот они... Облезлый верблюд,
привязанный к пальме длинной веревкой, смотрит на них со спокойной
верблюжьей гордостью.
Здесь все основательно в этом городке, словно обжигающий лица хамсин
может сдуть его, закрутить, сбросить в низины Мертвого моря: железные
мусорные ящики похожи на танки-амфибии, хасидская синагога - на дот. Новая
консерватория - крепость с зарешеченными окнами-бойницами.
Верблюд повернул голову на звуки. Концертный рояль в пустыне звучит как
голоса иных миров. Земные голоса не привлекают верблюда. Неостановимо визжит
старуха, цепляясь за вещи, которые выносят из дома. Верблюд и ухом не
пошевелил.
Прогрохотали серые от песка грузовики с прицепами-цистернами, и снова
тихо. Опять звучит Бетховен, визжит старуха, свистят, кружат, ярятся клубы
колкой пыли.
Наум Гур, прижимая ломтем портфель, выбрался из своей старенькой
"Форд-кортины", зашагал в сторону площади. Чихнул, повел распухшим носом.
Главная площадь Арада пахла свежим фалафелем. Как ни метет хамсин, щекочущий
ноздри запах израильского фалафеля - шариков из тертого гороха, прожаренного
в кипящем масле, - не перешибешь! Наум усмехнулся, поискал взглядом телефон.
Поколдовал у одного автомата, у другого. Телефоны в библейском городе не
работали. Сплюнул скрипевшую на зубах пыль и направился, перехватив портфель
обеими руками, к дверям недавно открытого ресторана, который назывался "LA
IVAN".
Народ уже собрался. У входа топтались те, у кого не было приглашений -
израильская пресса и телевидение. "Как пронюхали?"
Каждый пригласительный билет он подписывал сам, отбирал ребят
понадежнее, с идеями - тех, кто не закис... Наум протиснулся в приоткрытую
дверь, потряс кого-то за плечи, кого-то за руки. Никто не спрашивал, почему
он созвал их в Арад, в пустыню: знали, у Наума астма, а Арад для астматиков
- венец творенья; воздух круглый год сухой. Наум квартиру поменял, все
помогали. Только физик профессор Зибель, болезненно худой, тонкошеий, в
модных шортах с бахромой, человек Науму не близкий, недоумевал: "ЛАМА?"
(Почему?) "Лама" в Арад? Такая даль! Два часа гнал машину...". Его
бормотания, видно, всем надоели, кто-то объяснил недружелюбно: "В Израиле не
существует "Лама". Спрашиваешь"лама?", отвечают "КАХА!" (Так!). "Каха", и
все тут! Не затрудняй себя пустыми вопросами... Посмеялись. Кто добродушно,
кто с горчинкой в голосе: почти каждый по приезде нарывался на подобное.
"Лама?" - "Каха", и все! Такая страна. Все есть, кроме конституции. Почему?
Не понял, что ли? Каха! - потому! Привыкнешь к этим порядкам. Или уедешь,
если сможешь...
Наум оглядел свое воинство. Не тусто. Разослал сто билетов. А две трети
стульев пустые. О-ох, старичье! Самому молодому за сорок. Алия семидесятых,
как называют газеты. Казалось, только вчера вырвались из Союза,
повытаскивали из тюрем дружков, а уж двадцать лет просвистело...
- Не умеем секреты хранить, кореши! Кто ст





Содержание раздела