Свирский Григорий - Запрещенный Роман
ГРИГОРИЙ СВИРСКИЙ
ЗАПРЕЩЕННЫЙ РОМАН
ПРЕДИСЛОВИЕ К "ЗАПРЕЩЕННОМУ РОМАНУ"
Это книга о "космополитическом" кликушестве 1948- 53 годов в
Московском Государственном университете. Роман был предложен издательству
"Советский писатель" и... исчез, как исчезали на Руси люди. Вчера еще держал
в руках последнюю сверку, вздохнул облегченно, увидев на ней синий
разрешающий штамп Главлита: "В СВЕТ. 16.1.1968". На другой день в
издательстве объявили: "Роман запрещен. Набор в типографии рассыпан... Где
ваша рукопись? Она уже не ваша..."
Роман "пресекли" после Октябрьских юбилейных торжеств, когда еще
светилась со всех заборов огромная цифра "50". Сигнальный экземпляр изымали
в панике... Так завершилась двенадцатилетняя борьба за издание опальной
рукописи, в которой приняли участие десятки писателей и критиков.
Более романа не видел.
И вдруг (задолго до эпохи гласности) из России пришел микрофильм
навсегда потерянной, оплаканной книги. Кружным путем пришел.
Я кланяюсь земным поклоном тем, кто рисковал свободой, а может быть, и
жизнью, спасая труд, приговоренный государственным бандитизмом к небытию.
У меня печатались другие книги, бесцензурные. Я отложил эту,
изуродованную многолетним страхом советских издателей.
Редакторский карандаш не коснулся лишь темы шовинистического разбоя
государства, которую я отказался изъять: издатели не сомневались, что ее все
равно не пропустит цензура. "Эти главы непроходимые совершенно!" - объявили
редакторы. "Тема закрыта наглухо, - подтвердил директор издательства,
старый доносчик Н. Лесючевский. - Ведь у нас в стране нет антисемитизма",
- доверительно-пугливо добавил он.
Я решил предложить вниманию читателей именно эти главы, не тронутые
редакторским измором. Они взяты из разных частей романа, сложились в повесть
о Яше Гильберге, его друзьях и учителях, профессорах Московского
университета, воплощая закрытую тему, которую "открыла" для всего мира лишь
резня в Сумгаите, Тбилиси, Фергане и инспирированный властью разгул
беспамятства, назвавшего себя, по Орвеллу, "Памятью".
ГЛАВЫ "СОВЕРШЕННО НЕПРОХОДИМЫЕ"
"Гады идут на Москву."
Михаил Булгаков
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
I
Стояли ли вы когда-нибудь с бьющимся сердцем перед надписью "Комиссия
по распределению выпускников"? Когда известно все: вы окончили университет и
вступаете в жизнь, и - в то же время еще ничего не известно. Ничего! Куда
пошлют? Кем? Журналистом в расплавленный от жары Самарканд? Сельским
учителем под Верхоянск, где выплеснутая вода падает на землю льдом?
Может быть, вы уже улыбаетесь своим воспоминаниям и вам хочется
ободрить этих принарядившихся юношей и девушек, которые сидят и стоят вдоль
стен, оборачиваясь на каждый звук - будь то шорох шагов или оброненное
кем-то слово.
У дверей комиссии стоит Юрочка Лебедев, комсомольский вождь. Он сегодня
необычен: на нем галстук и отглаженные штаны. Выглядывает своих, ободряет.
Навстречу ему идет побледневшая тоненькая Леля с учебником в руке.
Резво и, кажется, лукаво шаркают лелины синие босоножки: "Ждешь-ждешь,
жди-пожди..."
- Ну, как, Юрастик? Зверствуют?
- Ты выглядишь вызывающе! - отвечает тот. - Не знаешь ректора с его
комиссарским аскетизмом? "Всех крашеных - в Тьмутаракань!.."
Леля бросилась к зеркалу и начала стирать ваткой помаду с губ. Свою
косу, толстую, цвета пшеничного колоса, Леля, по обыкновению, перегибала
вверх и закалывала на темени; в профиль Лелина голова казалась Юре
увенчанной высоким древнеримским шлемом. Когда Юра сердился на Лелю, он
называл
