Семенов Юлиан Семенович - Еще Не Осень
Юлиан Семенович СЕМЕНОВ
ЕЩЕ НЕ ОСЕНЬ...
1
Лес был сизый. Стволы сосен казались черными, оттого что ночью прошел
дождь. Небо было низким; оно начиналось от самых корневищ деревьев и
пробивалось сквозь чащобу острыми солнечными высверками.
В лесу было тихо. Только слышалось, как изредка тяжело переваливалось
близкое море и вода шершавила по серой гальке, пенно исчезая в ней, и
снова наступала тишина, становившаяся гнетущей, когда кричали чайки...
Серебровский боялся пошевелиться, чтобы не разрушить то, что в нем
появлялось каждое утро, пока он жил здесь. Это было сладостное чувство, и
он не мог объяснить себе, в чем же сокрыто оно: то ли в тишине и
одиночестве, и в этом громадном сосняке, и в море, над которым летали
чайки, и в том, как утопали ноги во мху, пока он шел к своей лодочке,
чтобы, оттолкнувшись веслом, уйти рыбачить; то ли в незнакомом ему доселе
ощущений покоя - тревожном поначалу и таком привычном теперь.
.
- Дед! - услышал он голос шофера Ромки. Тот каждое утро развозил
рыбаков по тоням и на обратном пути забрасывал Серебровскому хлеб. - Дед!
Вставай!
Ромка посигналил еще раз, потом Серебровский услышал, как жестяно
хлопнула дверь машины, и звук этот был противоестественным в здешнем лесу,
и услышал, как Ромка спрыгнул на дорогу.
, - подумал Серебровский и
поднялся с кровати. Он сделал эту кровать в первый день, когда только
приехал сюда. Он натаскал в сарай еловых лап, сверху постелил одеяло, а
потом положил надувной матрас; вымыл пол, затащил диковинный пень, прибил
к этому пню доску, обчистил ее ножом, и пень стал красивым, пахучим
столом; протер стекла, чудом сохранившиеся в окошке; нашел несколько
красивых, жутковатой формы корней, расставил их по сараюшке, и стало у
него красиво и странно, будто он здесь живет давным-давно. Он вообще
обживался быстро и любил, чтобы вокруг было красиво и странно.
- Дед! - снова закричал Ромка. - Рыбалку проспишь!
, - определил Серебровский, - и сейчас
скажет, что хлеб оставил на корнях, около камня>.
- Я хлеб на корневище оставлю! - закричал Ромка. - Около камня
плесневелого!
Серебровский вышел из сарая, когда Ромка впрыгнул в кабину.
Ромка уехал, а Серебровский, подняв с корней хлеб, занес его в сарай,
взял спиннинг и пошел к лодке. Солнце уже поднялось над морем. Небо с
каждой минутой меняло свои цвета, превращаясь из белого, дымного, серого,
синеватого - в голубое, размытое не видимым, а лишь ощущаемым розовым.
Серебровский оттолкнулся веслом, нос лодки гладко разрезал воду,
камни на дне стали увеличиваться и темнеть, потому что дно здесь было
пологое, вода прозрачная и даже пятак, который он как-то бросил с лодки,
казался громадной желтой лепешкой.
Он подгреб к маленькому каменистому островку, бросил якорь, привязал
выточенную из плексигласа собственной конструкции блесну, поплевал на нее
и метнул к чуть видной каменистой гряде - щука сейчас должна ходить
поверху.
.
Он выбирал леску, точно зная, что щука не возьмет на этот раз. У него
вообще было очень сильно развито предчувствие, и однажды лечащий врач
посоветовал ему попить седуксена, чтобы успокоить нервы, но Серебровский
тогда сказал, что нервов нет, а есть душа и жизнь, которые никогда не
совместимы, и чем больше несовместимость окружающего с конкретной особью,
тем активнее будет процесс личности и общества. . Доктор с этой версией не очень-то
согласился, но спорить не стал, потому что переубедить Серебровского было
невозможно.
...Серебровский забросил блесну еще раз и
