Сергеев-Ценский Сергей - 'хитрая Девчонка'
Сергей Николаевич Сергеев-Ценский
"Хитрая девчонка"
Рассказ
Глаза у нее были светлые, смелые, а взгляд быстрый, короткий, сразу
дающий оценку, - это отмечал в ней всякий, кто в первый раз ее видел.
Ростом она вышла невелика, но любила говорить о себе поговоркой:
"Птичка невеличка, да коготок востёр". Небольшое, легкое тело ее было ловкое
и без суетливых, лишних движений. Во время сложной домашней работы тонкие
детские руки ее мелькали здесь и там, как бы не делая никаких усилий, однако
все бывало сделано как надо и в срок или даже гораздо раньше.
Быстрый взгляд ее светлых глаз не пропускал при этом ничего, что
делалось кругом, а очень чуткий слух ловил все звуки. Так, деятельно помогая
матери и семье, где она была старшей из четырех ребятишек, она в то же время
знала все и обо всех в целом доме, где было порядочно квартир.
Мать ее работала ткачихой, уходила на фабрику утром, приходила к вечеру
усталая, а ее двенадцатилетняя старшенькая Зина мало того, что кормила ее
приготовленным без нее обедом, но еще и успевала при этом передать кучу
разных новостей о жильцах дома - соседях.
- Ух, и хитрая же ты у меня девчонка растешь! - сказала как-то мать
Зине, гладя ее русые волосы, заплетенные в две косички.
- О-о, а как же! Я очень даже хитрая, мама! - тут же и радостно
отозвалась на это Зина.
Так и пошло с тех пор дома и по всему двору: "хитрая девчонка".
Занималась она мало - некогда было, но считала безошибочно, потому что
сама покупала на рынке каждый день все, что нужно было для обеда на семью в
пять душ (отец ее умер, когда ей было лет восемь).
Тремя младшими - двумя сестренками и братишкой - она командовала изо
дня в день, нисколько этим не тяготясь, между делом, и покрикивая иногда для
острастки:
- Ой, смотри у меня, а то шлепка дам!
И младшие ее слушались. И так тянулось, пока не подросла ей смена и
сама она не поступила на ту же фабрику, где работала мать.
Ей было уже восемнадцать лет, когда началась война и немецкие
истребители и бомбовозы загудели над их городом.
Она рыла окопы вблизи городских окраин вместе с тысячью рабочих женщин,
а в городе уже рвались сброшенные бомбы и гремела ответная пальба зениток.
Наконец, снизившись так, что были видны кресты на крыльях и свастика на
хвосте, один воздушный разбойник открыл по ним, работницам-землекопам,
стрельбу из пулемета. Зина не пострадала тогда сама, но около нее оказались
две женщины раненые, одна убитая. И в тот же день вечером она стояла в
военкомате, просясь на фронт.
- Ну, вы такая маленькая, куда уж вам на фронт! - сказали ей там.
- Ничего подобного! - возмутилась она. - Птичка невеличка, да коготок
востёр!
- Вообще очень молоды вы, - сказали ей на это и занялись другими
делами.
- Восемнадцать лет уже имею, разве мало? - спросила она и добавила не
без гордости: - Кроме того, я очень хитрая, товарищ военком!
Не помогло и это, ее не взяли.
Тогда, обиженная и упорная, она пробралась на фронт сама, когда линия
фронта проходила от города уже всего только в тридцати километрах.
Здесь тоже сначала удивились, когда она заявила, что хочет ходить с
бойцами в разведку, но потом все же оставили ее, хотя и не разведчиком, а
санитаркой, когда узнали, что перевязывать раны она училась.
Ей выдали шинельку, плащ-палатку, наган. Она казалась в шинели
мальчиком, питомцем роты. Но в первом же бою, такая маленькая и с виду
бессильная, заставила она отнестись к ней серьезно.
Казалось всем, что первый большой бой, в который она попала, должен б
