Сергиенко Евгения Павловна - Самый Красивый
Евгения СЕРГИЕНКО
САМЫЙ КРАСИВЫЙ
Мое сердце Анатолий Паньков завоевал тем древним и верным оружием,
которым со времен Адама пользуются все мужчины: он сказал мне
комплимент.
Я собиралась на работу и, подогревая завтрак, металась из комнаты
в кухню и обратно, а Анатолий стоял в коридоре нашей густо-обитаемой
квартиры, и глаза его, два блестящих, неповторимо голубых шарика,
катались по кругу, провожая и встречая мой пестрый халат.
- Ты кр-ласивая, - громко и неопровержимо заявил он, и, возможно,
оттого, что звуки "р" и "л" цеплялись друг за друга, эти слова
прозвучали чарующей музыкой.
Но даже один на один женщине недостаточно голословного заявления,
она добивается подтверждения истины, и я спросила:
- Кто тебе об этом сказал?
- Папа, - выпалил мой сосед, продолжая водить голубыми шариками.
- Неправда, - уличила я его во лжи. - Признайся, ты сам сочинил?
- Сам, - не замедлило чистосердечное признание.
К небесным глазам Анатолия прилагались круглые розовые щеки,
выпуклый невозмутимо-чистый лоб и красные пухлые губы, которые в
данный момент обсасывали палец.
Я присела перед собеседником, упиваясь его нежным и открытым
взором.
- Толюня, ты прелесть, - сказала я.
- Я?
- Ты, Толюня.
- Я один?
- Ты единственный.
В ответ на мои слова темный угол за приоткрытой кухонной дверью
отозвался горьким и обиженным ревом. Взгляд Толюни потяжелел, две
белесые черточки над глазами сдвинулись к переносью. С осуждением
и грустью взирал на меня мой молодой сосед. Оказывается, мы в коридоре
были не одни. Свидетельницей нашего объяснения была сестра Толюни
Лика.
- Ликочка, не плачь, ты тоже прелесть! - поторопилась успокоить я.
Глаза Толюни вновь обрели небесную безмятежность.
Толя и Лика были близнецами, им стукнуло по три с половиной года.
С первого дня на белом свете им все перепадало поровну, пополам. И
день рождения был один на двоих, и коляска одна, в которой они
выкатывали на бульвар, и одинаковые ласковые слова, которыми их
награждали. Друг без друга они не ложились спать, вместе купались
и дружно ревели.
Были еще старшие, Нина и Володя, но те уже ходили в школу, а
малышей мама отвозила в детский сад. Близнецы и в трамвае сидели,
держась друг за друга.
Воспитательница жаловалась, что с Паньковыми-двойняшками сущая
беда, крику не оберешься, если разлучишь даже в неотложном случае.
Они и в школу пошли, взявшись за руки, и сидели все годы на одной
парте. Вместе ездили в пионерские лагеря и к родственникам в деревню.
Ни на один день Толя и Лика не расставались. Но как у всех мальчиков
и девочек, у них со временем вкусы разделились. Лика плавала в
бассейне, крутила "хулахуп". И перед зеркалом тоже крутилась.
Непонятно, как и когда из насупленной девчонки-плаксы она превратилась
в хорошенькую, рослую девушку. Лика готовилась в вечерний вуз, а пока
работала в каком-то мудреном исследовательском институте.
Толюня раскинулся в плечах, был на голову выше сестры и когда
выходил утром на кухню умываться, то казалось, что за ночь он вырос
еще немножко. Он перегнал брата и отца и в нашем дворе был известен
под названием "Длинный Толька". Но внимательные широко раскрытые глаза
по-прежнему соперничали ясностью с небесами. Впрочем, и самое
безоблачное небо не остается бесконечно таковым, на нем назревают
облака. В глазах Толюни созревало упорство. Вся семья была против,
отговаривали, ругали, пугали авариями и автоинспекцией, но он настоял
на своем и, окончив, школу, поступил учиться на шофера. И вскоре на
од
