Сергиенко Константин - Побочный Эффект
КОНСТАНТИН СЕРГИЕНКО
ПОБОЧНЫЙ ЭФФЕКТ
Что-то заставило меня повернуть в этом месте, хотя поворачивать, казалось
бы, и не следовало. В прошлом году там меня встретил забор, и я хорошо это
помнил.
Теперь же забора не было. Значит, я повернул не напрасно. Я люблю кривые
старые улочки, а эта делала целый зигзаг и, как я потом представил мысленно,
изображала ковш, быть может похожий на ковш Большой или Малой Медведицы. И
называлась улица Вестурес.
Сначала я шел по улице Маза Пиле до знаменитых домов «Три брата», а там
повернул направо, и вот оказалось, что улица Вестурес не перекрыта забором в
самом начале. Она уходит извивом от старого храма, то сильно сужаясь, то образуя
подобия маленьких площадей.
Стоит подробно описать эту улицу. Тут есть дом, построенный в семнадцатом
веке, но выглядит он как новый. Его недавно отреставрировали, и он смотрит
белыми стенами, решетчатыми переплетами окон и дубовыми балками, как бы
впечатанными в камень.
Есть дом с крошечным, словно игрушечным эркером. Я долго стоял перед этим
домом, стараясь что-то увидеть в окне, но видел лишь белые занавески.
На скромной улице Вестурес два огромных собора! Церковь Екаба и церковь
Марии Магдалины. Благодаря им в высоту эта улица ничуть не меньше, чем в длину
или ширину. Да и ширина есть у этой улицы. Не только ширина проезжей части и
тротуаров, но и другая, образовавшаяся благодаря извивам. Ведь «ковшом» своим
улица Вестурес зачерпнула немало построек, в том числе и всю уходящую в глубину
громаду собора Марии Магдалины, так что фасадом стоит он по правую, алтарем же
по левую сторону улицы.
Я мог бы сказать о каждом доме, стоящем на улице Вестурес, но лучше скажу о
девочке, пробежавшей с красным шаром в руках. Она держала его перед собой,
словно хрупкий сосуд, лицо ее выглядело озабоченным. Потом прошел мимо старик,
согбенный летами до роста карлика, и старик этот вонзил в меня возмущенный взор,
словно я совершил нехороший поступок. И кто-то глянул из-за шторы в доме номер
четыре. По-моему, это была девушка, но тотчас лицо спряталось, оставив во мне
сожаление, что я не успел его разглядеть.
Но больше всего привлек меня дом семнадцать. И нельзя сказать, что он
слишком выделялся среди других домов. Просто его только что привели в порядок.
Вокруг еще лежали горы песку, пахло известкой, угол дома венчал классический
старый фонарь.
Дом пустовал. Его черепичная крыша резко уходила вверх, выставив окна
мансарды. Рядом стоял флигель, накрытый бурым пластом вьющихся растений.
Я рассматривал дом. Вот так бродишь, бывало, по улицам, и вдруг твой взгляд
остановится на окне или распахнутой двери. Начинаешь разглядывать дом, словно
когда-то покинул его, а теперь вот вернулся и хочешь узнать, кто тут живет, не
изменилось ли расположение комнат и помнят ли тебя в жилище, покинутом так
давно.
Но окна этого дома были пусты. Не белели на них занавески, не выглядывал на
улицу цветок, и чувствовалось, что нет ни одной картины на стенах его комнат, не
стоят шкафы с книгами, не лежат на полу коврики. Холодом и пустотой веяло из
окон дома номер семнадцать. Но чем же привлек меня этот дом?
Кто-то остановился, посвистывая, рядом. Я оглянулся. Молодой человек в
черном узком пальто и широкополой шляпе тоже смотрел на дом.
– Кто тут живет? – спросил он. – Не знаете?
– По-моему, никто не живет, – ответил я.
Он вытащил сигару и с залихватским видом сунул ее в рот. Пижон, подумал я.
– Курите? – Он сделал движение достать другую сигару.
– Нет, спасибо.
